Все не отрываясь следили за невольницей. Помимо украшений, колокольчиков, цепи и ошейника, на ней было шесть желтых шелковых лент, три спереди и три сзади, длиной около четырех футов каждая. Ленты крепились к золотому кольцу на шее. Меня всегда восхищало клеймо Алейны. Глубокая, четкая, тонко исполненная работа.
— Господин! — закричала Алейна.
Палец человека на помосте должен был вот-вот опуститься.
— Танцуй, рабыня, — произнес Хассан.
Палец лениво упал, музыканты заиграли. Закованная в цепи Тахари Алейна начала танцевать. Она была самым прелестным пустяком и самой очаровательной ерундой на свете.
Пир затянулся надолго. Красавицы соляного убара доставили нам немало радости. Наконец он произнес:
— Уже поздно. Пора отдыхать. Завтра вам предстоит подняться до рассвета.
Алейну отпустили несколько часов назад.
— Отведите ее в караульное помещение, — распорядился Хранитель Дюн. — Пусть порадует стражу. — Девушку за волосы вытащили из комнаты.
— Вы прикрываете лица, как это делают в Чаре, — сказал я, — но мне кажется, что вы не оттуда родом.
— Нет, — ответил человек на помосте.
— Я не знал, что ты и есть соляной убар, — сказал я.
— Многие этого не знают, — пожал он плечами.
— Зачем ты и твои люди прикрываете лица? — спросил я.
— Так принято при дворе Хранителя Дюн, — ответил он. — Здесь озабочены не племенными традициями, а сохранностью соли. Все мои люди носят повязки, поэтому никто точно не знает, кто именно состоит на моей службе. К тому же человеку в повязке легче принимать волевые решения. Он действует не от себя, а от имени всего убарата.
— Ты с уважением говоришь о своей службе, — заметил я.
— Мало кто знает воинов соляного убара, — сказал он. — Лишенные лиц и имен, они вселяют в людей страх.
— В меня они страха не вселяют, — огрызнулся Хассан. — Развяжите руки и дайте ятаган, мы сможем кое-что проверить на практике.
— Может быть, я еще кого-нибудь знаю? — спросил я.
— Может быть, — пожал плечами соляной убар и, повернувшись к своим сотрапезникам, приказал:
— Снимите повязки.
Мужчины сдернули с лиц красные повязки.
— Хамид, — узнал я помощника Шакара, предводителя отряда аретаев.
Хамид сверлил меня полным ненависти взором. Рука его сжимала рукоять кинжала на поясе.
— Позволь прикончить его прямо сейчас, — попросил он.
— Давай, может, получится лучше, чем когда ты исподтишка ударил Сулейман-пашу, — сказал я.
Хамид издал яростный вопль.
Соляной убар поднял палец, и Хамид опустился на место, гневно сверкая глазами.
— Есть еще один знакомый мне человек, — сказал я, указывая на щуплого человечка, приютившегося рядом с соляным убаром, — хотя, когда я видел его последний раз, одет он был значительно беднее.
— Это мои глаза и уши в Торе, — пояснил соляной убар.
— Водонос Абдул, — сказал я. — Как-то раз я принял тебя за другого человека.
— Вот как? — удивился он.
— Сейчас это не имеет значения, — сказал я и улыбнулся.
По глупости я принял его за Абдула, о котором говорилось в сообщении, написанном на черепе девушки по имени Весна, столь загадочным образом присланной в дом Самоса из Порт-Кара. Я так и не узнал, кто послал это сообщение. Теперь-то я понял, что речь в нем шла об Абдуле, соляном убаре. Послал девушку, безусловно, житель Тахари. Ему и в голову не пришло, что сообщение может быть понято неправильно. Он не сомневался, что в Тахари при имени Абдул возникнет образ только одного человека — могущественного, властного, вселяющего ужас Хранителя Дюн, соляного убара.
Возможно, я вел бы себя по-другому, если бы раньше узнал, как зовут соляного убара. Интересно, кто же послал сообщение «Берегись Абдула»? Как же рано я успокоился, посчитав, что уже разгадал эту тайну!
— Можно, я перережу ему горло? — спросил водонос.
— У меня другие планы в отношении нашего друга, — ответил соляной убар.
— У меня другие планы в отношении нашего друга, — ответил соляной убар. Он так и не снял повязку с лица, хотя все остальные выполнили его приказ.
— Тебя давно знают как Абдула? — спросил я.
— Несколько лет, — произнес он, — с тех пор как я стал хозяином этого касбаха и сменил своего предшественника.
— Ты служишь куриям, — сказал я.
— А ты служишь Царствующим Жрецам, — пожал плечами Абдул. — У нас много общего, мы — наемники. Только ты не так умен, ибо служишь тем, кому не испытать вкуса победы.
— Царствующие Жрецы достойны уважения, — сказал я.
— Не в такой степени, как курии, — заметил Абдул. — Курия настойчив. Вынослив. Свиреп. Курия всегда добивается своего. Царствующие Жрецы проиграют. Их ждет поражение.
Возможно, он прав, подумал я. Курии действительно отличаются невероятной настырностью, агрессивностью и жестокостью. Курия очень сообразителен и жаден, он готов убить всех в схватке за территории и мясо. А Царствующий Жрец — весьма деликатное и благородное создание. Он старается избегать конфликтов, даже военная поза у него всегда оборонительная. Все, что он хочет, это чтобы его оставили в покое. Не знаю, способны ли Царствующие Жрецы, при всей мощи их разума и мудрости, записанной на ароматные ленточки, понять курий на гормональном или неврологическом уровнях. Истинная природа курий останется для них недоступной. Человек может познать курию, Царствующий Жрец может только узнать о нем. Чтобы познать курию, надо ночью, при свете лун, встать на его пути с топором, почувствовать мускусный запах его ярости, услышать дикий рык, увидеть черную кровь на клыках, встретить его атаку. Неспособное к ненависти, похоти и террору существо не в силах понять ни курию, ни человека.