Вдоль цепи пронесся кайил, я слышал, как царапают по соляной корке острые когти.
— Убейте нас! Убейте! — снова закричал человек. Он шел на несколько ошейников позади меня.
Еще один кайил пробежал в голову цепи. Я стиснул кулаки. Я не знал, переживу ли еще один день. Но я должен был это сделать. За мой ошейник заткнут кусочек надушенного шелка.
— Убейте нас! Убейте! — кричал человек.
— Их слишком много, — сказал кто-то из охранников.
— Сменить ошейники? — спросил кто-то.
— Нет! — завопил человек. — Нет! Охранники знали, где вода. Мы — нет.
Казалось, прошла целая вечность, пока мы стояли на коленях в соляной корке. Спустя несколько енов я услышал рядом с собой шаги человека. Кто-то шел к цепи. Я напрягся Неожиданно цепь впереди меня дернулась, но звука я не слышал. Затем цепь снова провисла. От ярости у меня потемнело в глазах, я поднялся на ноги, натягивая цепь шеей и ничего не видя из-за капюшона.
— На колени! — гаркнул кто-то.
Я покорно выполнил приказ. Я ничего не видел в капюшоне. Я стоял на коленях, закованный в цепи раб на соляной корке. Я даже не мог поднять рук. Я был абсолютно беспомощен.
— Нет! — крикнул кто-то. — Нет!
Цепь дернулась и натянулась, на этот раз сзади. Я слышал, как чьи-то ноги загребают и скользят по соляной корке. Раздался еще один крик, цепь снова дернулась и задрожала. Люди пошли дальше.
— Я не нашел воду, — сказал Хамид.
— Это не имеет значения, — ответил другой голос.
Мы стояли на коленях на соляной корке. В нескольких футах от меня кто-то затянул песню.
Еще один человек подошел к цепи. Я слышал, как отстегивали ошейники спереди и сзади от меня.
Спустя некоторое время я услышал хлопанье крыльев. Поход на Клим сопровождали прилетевшие издалека огромные черно-белые птицы с длинными изогнутыми клювами, хорошо приспособленными для вырывания лакомых кусков из мертвого тела.
Птицы гортанно заклекотали, очевидно потревоженные пробежавшим кайилом. Это заады.
— Рабы, встать! — раздалась команда.
По моей спине дважды хлестнули плетью. Я ничего не имел против. Я мог чувствовать. По телу заструилась кровь. Боль была острой, яркой и глубокой. Я не возражал против боли, потому что мог ее чувствовать. Меня охватил бешеный восторг. Я оставался живым. Плеть опустилась еще раз. Я засмеялся, поднялся на ноги и выпрямился.
— Рабы, вперед, марш! — услышал я и шагнул левой, а потом правой ногой. Идти надо именно так, чтобы цепь натягивалась равномерно.
Идти надо именно так, чтобы цепь натягивалась равномерно. Она стала еще тяжелее, но нести ее было легче, ибо я оставался в живых. Меня больше не волновали ни въевшаяся в тело соль, ни жара. Достаточно того, что я жив. Как глупо, неожиданно подумал я, желать еще' чего-либо. Ну, чего еще можно желать? Разве что здоровья, и чести, и еще рабыню, чтобы лежала возле ног. Я шел вперед, между пирующими птицами, я снова шел в Клим. Я напевал про себя простенькую мелодию, которую никогда не забуду, боевую песенку северного города Ко-ро-ба.
Спустя четыре дня, когда мы снова поднялись на холм, раздалась команда: «Стой!»
— Не убивайте нас! Не убивайте! — отчаянно завопил кто-то. Я узнал голос. То кричал человек, который всю дорогу молил о смерти. После того как мы остановились на холме в полдень четыре дня назад, он не кричал ни разу. Я даже не знал, что он еще жив.
Мимо проскакал кайил.
Я слышал, как расстегивают ошейники. Капюшон не позволял ничего видеть. Шелковый платок из моего ошейника давно выдернули. По приказу Хамида его затолкали под кандалы на левой руке. Я чувствовал шелк в круговой ране на запястье. Кто-то вставил тяжелый ключ в замок моего ошейника. Замок забили песок и соль. Ключ долго не проворачивался, затем со скрежетом освободил стягивающий болт. Ошейник и цепь с лязгом упали на соляную корку. Стражник перешел к следующему пленнику.
Никто не бежал из цепи.
— Дальше с кайилами нельзя, — сказал кто-то.
Несколько минут мы стояли на месте. Под кожаными ремнями на ногах хлюпала кровь. Я старался не шевелить руками.
Затем кто-то развязал ремни капюшона. К моему изумлению, его тут же сдернули, и я закричал от неожиданной боли. В глаза ударил невыносимо яркий белый свет; горячий, безжалостный свет, режущий глаза, как сотни острых клинков.
Щурясь от ослепительного солнца, я огляделся и едва удержался на ногах. Осталось всего двадцать пленников Меня передернуло от ужаса.
Хамид вытер лезвие о гриву кайила и вложил ятаган в ножны. Было невыносимо жарко. Мы стояли на вершине холма, внизу простиралась широкая плоская долина.
— Вон там, — вытянул руку Хамид. — Видишь?
— Да, — сказал я.
Вдали, на расстоянии пяти пасангов, в огромном котле белой соляной корки, стояли низкие белые здания, сложенные из грязевых кирпичей.
— Клим, — произнес Хамид.
— Я пережил поход на Клим! — воскликнул какой-то пленник и затрясся от рыданий. — Я дошел до Клима! — Это был человек, который молил, чтобы нас убили. Тот самый, который замолчал после полуденной остановки четыре дня назад.
Мы смотрели друг на друга. Тела были дочерна обожжены солнцем. Кожа во многих местах полопалась. Под ней виднелись пятна новой розовой кожи. Шеи были ободраны до мяса, сквозь кожаные ремни на ногах сочилась кровь. Последние дни нам не давали соли, многие дергались в судорогах и качались от слабости. Но все старались держаться прямо, ибо мы дошли до Клима.