— Я слышал об ультиматуме, — произнес он.
— Объясни мне его смысл.
— Полагаю, — сказал он, — курии предлагают капитулировать и не вынуждать их применять новую наступательную стратегию.
— Какую стратегию? — спросил я.
— Я не посвящен в военные тайны курий.
— Я не посвящен в военные тайны курий.
— Какое задание курий ты выполняешь в пустыне?
— Организую войну между аретаями, каварами и подчиненными им племенами, чтобы закрыть пустыню от посторонних.
— От агентов Царствующих Жрецов?
— Никто не должен сейчас находиться в Стране Дюн.
— Разве твои люди не способны сами контролировать
ситуацию?
— Нас слишком мало, — ответил он. — Риск, что посторонние просочатся сквозь наши кордоны, очень велик. — На языке Гора посторонний и враг обозначаются одним словом.
— Значит, вы записали пустыню в свои союзники?
— Пока мы говорим, тысячи воинов по всей пустыне готовятся сойтись в смертельной схватке.
— Погибнет много людей! — крикнул вдруг Хассан. — И каваров, и аретаев, и из подчиненных племен! Этого нельзя допустить! Их надо предупредить!
— Это невозможно, — печально возразил Ибн-Саран. — Мне жаль.
На голову Хассана натянули рабский капюшон. Под подбородком затянули ремни.
— Добиться победы — потерять врага, — произнес Ибн-Саран и вытащил ятаган.
— Нет, — сказал я. — Я пойду в Клим.
— Я хотел проявить милосердие, — сказал Ибн-Саран.
— Нет, — покачал я головой.
— Здесь прохладно, и твоя смерть будет мгновенной.
— Нет, — повторил я.
— Ты из касты воинов, ты унаследовал их глупость, твердость и мужество.
— Я пойду в Клим, — сказал я снова.
Он отсалютовал мне ятаганом и медленно вложил его в ножны.
265
— Ведите их в Клим, — задумчиво произнес он, повернул кайила и поскакал вдоль цепи. За его спиной надувался и падал широкий бурнус.
Хамид, помощник Шакара, предводителя отряда аретаев, в красной повязке воинов Хранителя Дюн подмигнул мне:
— Я поеду вместе с цепью.
— Всегда рад твоему обществу.
— Ты не раз отведаешь моей плетки, — предупредил он.
Я видел, как кайилы опускаются на колени, давая возможность стражникам забраться в седла. Я обратил внимание, сколько кайилов несут бурдюки с водой.
— Клим недалеко, — сказал я
— Он очень далеко, — возразил Хамид.
— Вы берете мало воды.
— Воды у нас больше, чем надо. Многие просто не дойдут.
— А я дойду?
— Должен. Ты сильный.
— А если на нас нападут? — спросил я.
— Тебя зарубят первым.
— Для вас так важно, чтобы я дошел до Клима?
— Да.
— Почему? — спросил я.
— Ты доставил много неприятностей куриям и их агентам, — сказал он. — Ты пошел наперекор их воле. За это Тэрл Кэбот будет рабом в Климе.
— За это, — повторил я, — Тэрл Кэбот будет рабом в Климе.
— Посмотри. — Хамид показал на узкое окошко в верхней части стены.
Я поднял голову.
За окном, рядом со своим хозяином стояла рабыня в желтой парандже.
Девушка грациозно скинула с себя покрывало. Это была Велла.
— Думаю, ты помнишь прелестную рабыню Веллу, которая хорошо послужила куриям. Она свидетельствовала против тебя на суде в Девяти Колодцах. Основываясь на ее ложных показаниях, тебя еще тогда могли упечь на соляные прииски.
— Припоминаю, — произнес я, — Девчонка, кажется, принадлежит Ибн-Сарану. Я очень хорошо ее помнил.
— Так вот это она. — Хамид махнул рукой в сторону узкого окошка.
— Вижу, — кивнул я.
Девушка посмотрела на меня и улыбнулась. В Лидиусе она умоляла ее освободить. Тогда я еще не знал, что она настоящая рабыня. Теперь же, видя ее дерзкую, навязчивую красоту, я это понял. Я стоял под ней в цепи рабов, отправляющихся на соляные прииски. Рабыни, угодливые и заискивающие перед свободными мужчинами, часто не могут скрыть презрения к мужчинам-рабам. Иногда они нарочно прохаживаются перед ними, соблазнительно покачивая бедрами, стараясь раздразнить и помучить, ибо хорошо известно, что за одно прикосновение к их одежде раб может лишиться жизни. Велла не могла скрыть радости оттого, что видит меня в шеренге закованных в цепи рабов, отправляющихся в Клим. Она улыбалась нагло и вызывающе, как улыбаются рабыни рабам. Велла наслаждалась своим триумфом.
— Хороший день для рабов, — усмехнулся Хамид.
— Хороший, — кивнул я.
Сунув руку под тунику, девушка вытащила шелковый платочек, примерно восемнадцать квадратных дюймов, яркий, малиновый, прозрачный.
Я видел, как она повернулась к стоящему за ее спиной человеку. Она о чем-то его просила. Он оставался непреклонен, она умоляла, наконец, рассмеявшись, он дал согласие. Тогда она торжественно взмахнула ручкой и выпустила платок. Ветер отнес кусочек шелка в сторону и опустил на песок недалеко от нас.
— Принеси, — приказал Хамид стражнику.
Тот поднял платок, понюхал его, рассмеялся и передал Хамиду.
Хамид тоже понюхал шелк. Он был пропитан дешевыми духами. Рабский шелк.
— Подарок на память, — сказал я.
— Подарок рабыни, — презрительно бросил Хамид, скомкал платок и заткнул его мне под ошейник.
— Будешь вспоминать ее в Климе.
Она показала против меня на суде в Девяти Колодцах Она улыбалась, когда меня приговорили к соляным приискам.
Я поднял голову; платок торчал у меня из-под ошейника.
Она смотрела на меня сверху — рабыня удостоила взглядом раба. Лицо ее раскраснелось от удовольствия. Она просто сияла от счастья. Как же она радовалась своей маленькой мести! Ну и дура. Неужели она не знает, что я — горианин? Неужели она не понимает, что я еще вернусь за ней?