— Бойся врага, хранящего молчание, — напомнил я. Самос улыбнулся.
— Это точно, — согласился он и показал вилкой на связанную американку. Обнаженная девушка лежала на мозаичном полу. Рядом с ней стражники уперли в пол тяжелые древки копий. Прикрученные к бедрам кулачки яростно сжимали кожаные ремни.
— От этой рабыни мы узнали, что до особых распоряжений полеты с Земли на Гор прекращаются.
— Да, — кивнул я.
— Почему?
— Они в самом деле прекратились?
— Судя по тому, что говорят на Сардаре, прекратились. Вот уже три недели не было ни одного обнаружения, не говоря о погонях.
На Горе неделя длится пять дней. Каждый месяц состоит из пяти недель. В конце каждого месяца начинается пятидневная Проходная Рука. За двенадцатой Проходной Рукой приходит пятидневный период Ждущей Руки, после чего наступает весеннее равноденствие, знаменующее приход Нового года. Стояла поздняя зима третьего года со времени провозглашения Независимости Порт-Кара и установления власти Совета Капитанов. Вообще же шел 10122 год К. А. (Контаста Ар, или от основания Ара). Два месяца назад я вернулся из Торвальдсленда, где мне пришлось немало поработать мечом.
— Кстати, — напомнил я, — тебе доставили пойманного зверя, настоящего курию.
— Похоже, это обыкновенное животное.
— А мне кажется, он значительно умнее нас. Самос взглянул на меня.
— Я считаю, что он просто не смог выговорить ни слова. Это не удается почти никому из курий. Для них горианский язык непроизносим.
— Ты вычислил направление его движения?
— Примерно.
— Мне это показалось странным, — произнес Самос. Зверь шел на юго-восток, и поймали его к юго-востоку
от Ара. Это могло означать лишь одно. Курия прошел* по восточному предгорью Болтай-Рэнджа и ушел на юг. Невероятно.
— Кто мог оказаться в этих местах? — спросил Самос.
— Караваны. Кочевники, выпасающие верров.
— Кто еще?
— Сумасшедшие.
— Или те, кому очень надо туда попасть.
— Но там же ничего нет, — развел я руками. — Только безумцы могут свернуть с караванных путей в этом месте.
— Погонщик кайила нашел камень, — сказал Самос. — На нем было написано «Страшись башни из стали».
— И девчонка с посланием, — напомнил я. — Надо выяснить, кто такой Абдул.
— Не знаю ни . одного Абдула, — растерянно произнес Самос.
— Кто и зачем мог послать такое сообщение?
— Не знаю.
— Надо выяснить, кто такой Абдул.
— Не знаю ни . одного Абдула, — растерянно произнес Самос.
— Кто и зачем мог послать такое сообщение?
— Не знаю.
Я рассеянно следил за танцовщицей. Она не сводила с меня глаз. Казалось, руки ее предлагают свежие и сочные плоды лармы. Кисти рук невольницы были крепко сжаты, словно с нее не сняли наручников. Она прижимала воображаемый плод лармы к своему телу, качала его и баюкала, после чего протягивала руки, словно умоляя меня принять сочный дар. Сидящие за столом мужчины стучали по дереву и поглядывали в мою сторону. Другие постукивали себя по левому плечу. Я улыбнулся. На Горе рабыни не всегда решаются открыто предложить себя хозяину, опасаясь, что окажутся не ко времени и их прогонят, а то и ударят. Как правило, девушки прибегают к определенным уловкам. Все прекрасно понимают истинное значение устоявшихся жестов и телодвижений. Расскажу о двух способах. Большинство рабынь носят длинные волосы, которые перехватывают простой лентой с большим бантом. Желая отдаться, обнаженная девушка на коленях подползает к хозяину и перебрасывает бант на правое плечо. В Порт-Каре также принято, чтобы девушка подползла к хозяину на коленях, опустила голову и подняла вверх руки с каким-либо плодом, например лармой, или желтой горианской грушей, сочной и мягкой. При этом невольницы могут и ненавидеть своего хозяина, но их чувственные, натренированные тела уже не могут обходиться без мужских ласк. Сгорая от ненависти и презрения к самим себе, беспомощные перед собственными вожделениями, рабыни протягивают своим владельцам плоды лармы и умоляют о снисхождении Только от хозяина зависит, получат они удовлетворение или нет. Они принадлежат ему.
Танцовщица опустилась передо мной на колени, смуглое тело дрожало от возбуждения и продолжало двигаться в такт ритмичной, сладостной мелодии.
Я рывком поднял девчонку, развернул лицом к себе и швырнул на стол. Потом наклонился и раздавил ее рабские губы своим ртом. Ее глаза сияли. Я отстранился. Она тянулась ко мне губами, но я не позволил к себе прикоснуться. Вместо этого я рывком сдернул ее со стола и сорвал с загорелого тела шелковую накидку. Потом я бросил девчонку на пол, и она застыла, пожирая меня глазами. Кроме браслетов, ошейника и колокольчиков, на ней ничего не осталось.
— Порадуй нас еще, — сказал я. — И не поднимайся с пола, рабыня.
Затихшая было музыка зазвучала снова. Танцовщица дико и грациозно выгнулась, вытянула ногу и принялась гладить ее руками, после чего покатилась по полу, словно на нее обрушился град ударов хлыстом.
— Ты хорошо с ней поработал, — улыбнулся Самос.
Я улыбнулся ему в ответ.
Девчонка ползла на животе к нам, умоляюще простирая руки.
Бывшая мисс Блейк-Эллен издала протестующий возглас.
Самос взглянул на американку. Подобного он не переносил.