Светловолосая девушка опустила голову. Я кивнул стражнику за ее спиной, и он погрузил руку в пышные волосы землянки. Рывок оказался резким и неожиданным. Рабыня завизжала от боли, а я показал ей на танцовщицу.
Девушка взглянула в ее сторону, испуганная, оскорбленная и возмущенная. Ее тело дрожало и извивалось под кожаными ремнями.
— Посмотри на настоящую женщину, рабыня, — сказал я по-английски. Судя по клейму, девчонку звали мисс Присцилла Блейк-Эллен. По национальности она была американка. Затем ее заклеймили, и она превратилась в безымянную собственность рабовладельца.
Танцовщица плавно покачивалась в такт музыке.
— Она омерзительно чувственная, — в ужасе прошептала белокурая рабыня.
— Она омерзительно чувственная, — в ужасе прошептала белокурая рабыня.
Я обернулся и взглянул на танцовщицу. Словно пригвожденная к месту, она извивалась вокруг «рабского шеста». На самом деле никакого шеста не было, но в это даже не верилось. Танцовщица изображала, как тонкий и скользкий шест пронзает ее тело. Девушка то беспомощно падала, то яростно обвивала воображаемый шест, то впадала в экстаз и самозабвенно ему отдавалась, то отчаянно пыталась вырваться и не могла, оставаясь навеки его пленницей. Умение изобразить «рабский шест» считается великим искусством. Сладострастное напряжение в теле танцовщицы немедленно передается зрителям. Я слышал, как восторженно закричали мужчины за низким столом. Руки танцовщицы легли на бедра. Не переставая двигаться, она сердито взглянула на зрителей. Плечи девушки поднимались и падали, пальцы поглаживали грудь и плечи, гордо тряхнув головой, она бросила в сторону зрителей еще один негодующий взгляд. Бедра девушки вращались все быстрее и быстрее. Затем музыка прекратилась, и невольница замерла. Раздался ясный, чистый звон цимбал, снова заиграла музыка, и она опять беспомощно повисла на шесте. Мужчины швыряли к ее ногам монеты. Я взглянул на блондинку:
— Учись быть женщиной.
— Никогда, — прошипела она в ответ.
— Ты больше не на Земле. Тебя будут учить. Уроки могут стать как приятными, так и мучительными, но учиться придется.
— Я не хочу, — прошептала девушка.
— Твои капризы никого не интересуют.
— Это унизительно, — сказала она.
— Научишься, — повторил я.
— Она настолько чувственна, что мужчины могут воспринимать ее только как женщину!
— Ты станешь такой же.
— Но я не хочу быть женщиной! — выкрикнула она. — Я хочу быть человеком! Я всегда мечтала быть просто человеком!
Она изогнулась, пытаясь вырваться из кожаных пут. Разумеется, это было совершенно бесполезно.
— На Горе, — сказал ей я, — мужчины — это мужчины, а женщины — это женщины.
— Мне стыдно так двигаться, — заплакала землянка.
— Ты будешь двигаться, как положено женщине.
— Никогда. — Она забилась в рыданиях, отчаянно пытаясь разорвать путы.
— Посмотри на меня, рабыня! — сказал я.
Она подняла голову. В огромных глазах блестели слезы.
— А теперь слушай внимательно. Я постараюсь говорить с тобой по-хорошему. Может случиться, что в следующий раз ты нескоро услышишь добрые слова.
Она замерла, охранник по-прежнему держал ее за волосы.
— Ты — рабыня, — сказал я. — Ты — собственность другого человека. Ты — женщина. И тебя заставят вести себя по-женски. Если бы ты была свободной или горианкой, тебя бы никто не трогал. Но ты не свободна, и ты не горианка. Мужчина с Гора не потерпит никаких капризов со стороны рабыни. Она должна быть такой, какой он хочет ее видеть, а именно женственной и доступной. Непокорных морят голодом или бьют плетью. Ты можешь сопротивляться. Хозяин будет не против, это сделает процесс обучения более захватывающим, но в конце ты все равно должна покориться, потому что ты — рабыня. На Земле за твоей спиной стояло общество, и стоило мужчине повысить на тебя голос, как ты бежала в суд. Здесь общество защищает интересы мужчины, тебе не к кому обратиться и некуда бежать. Ты остаешься наедине со своим хозяином, и ты полностью зависишь от его милости.
Не забывай также, что он не привык к самокопанию и напрочь лишен комплекса вины. Он с молоком матери всосал гордость за то, что он мужчина, и привычку властвовать над женщинами. Люди здесь не такие, как на Земле. Здесь живут гориане. Они сильны, жестоки, и они тебя сломают. Для мужчины с Земли ты, может быть, никогда не станешь женщиной. Здесь, красотка, тебе никуда не деться.
Она смотрела на меня с несчастным видом.
Танцовщица застонала, испустила сладостный крик и забилась в судорогах на невидимом шесте.
— На Горе хозяева поощряют чувственность в своих рабынях, — заметил я.
Широко открытыми глазами блондинка следила за танцовщицей. Теперь двигались только ее бедра. Казалось, они существовали отдельно от тела, лишь кисти рук и плечи слегка подрагивали в такт музыке.
— Сейчас ты так не сможешь, — сказал я белокурой рабыне. — Надо тренировать мышцы. Научишься двигаться, как женщина, а не как кукла или деревянная чурка. — Я улыбнулся. — Тебя будут учить чувственности.
Щелкнув пальцами, Самос освободил девушку от рабского шеста. Рабыня сорвала с себя вуаль и танцевала, держа ее в вытянутых руках. Стрельнув темными глазами, она завернулась в прозрачную ткань, и шелк, к ужасу белокурой землянки, только подчеркнул дразнящие, сладостные формы. Я видел, как широко раскрылись глаза застывшей на коленях связанной девушки. Танцовщица отбросила вуаль и упорхнула в центр зала.