Несмотря на уверенность в том, что не делает ничего предосудительного, д'Артаньян максимально осторожно приблизился к мушкетеру, по-прежнему стоявшему на перекрестке и задрав голову смотревшему, кажется, на часы, украшавшие высокое здание готического стиля, снял шляпу и, откашлявшись, начал:
— Тысяча извинений за беспокойство, сударь, сам я человек неместный…
Мушкетер спокойно, неторопливо обернулся к нему, и оставшиеся слова, заготовленные для кандидата в секунданты, тут же упорхнули с языка д'Артаньяна, а челюсть его рухнула если и не до самой мостовой, то уж до груди-то однозначно!
Рост мушкетера равнялся по меньшей мере двум метрам, в плечах он был пошире косой сажени, ноги в широких штанах напоминали кряжистые, вековые дубы, а руки, обтянутые плотными рукавами камзола, запросто могли сравниться с телячьими ляжками. Словом, перед изумленным д'Артаньяном стоял подлинный былинный витязь! Но изумление д'Артаньяна было вызвано отнюдь не габаритами мушкетера, а цветом его кожи, отливавшей смоляной чернотой. Мушкетер оказался негром! Помимо иссиня-черной кожи об этом со всей убедительностью говорили и черты лица, разительно отличавшиеся от европейских, и тугие завитушки кучерявых волос, выбивавшиеся из-под широкополой шляпы.
— Тебе чего, землячок? — качнул головой чернокожий богатырь.
Д'Артаньян нашел в себе силы захлопнуть рот, но ответить ничего путного не смог, изумленный пуще прежнего тем, что гигант обратился к нему на чистейшем французском языке, лишенном малейшего намека на акцент, а также тем, что он назвал его земляком. Вот уж чего псевдогасконец совершенно не ожидал, так это встретить в Париже земляков, да еще такого удивительного, такого странного вида!
— Ты чего, землячок, глухонемой, что ли? — дружелюбно оскалился негр.
— Сударь, да вы негр?! — ахнул д'Артаньян, обретая-таки дар речи.
— Ну и чего дальше? — Негр набычился, мгновенно растеряв все свое дружелюбие.
— Сударь, да вы негр?! — ахнул д'Артаньян, обретая-таки дар речи.
— Ну и чего дальше? — Негр набычился, мгновенно растеряв все свое дружелюбие.
— Дальше? — не понял юноша.
— Чего с того, что я негр? — угрюмо поинтересовался гигант.
— Да нет… нет… ничего! — смутился д'Артаньян, сообразив, что снова попал впросак. — Я лучше пойду, — прибавил он, намереваясь развернуться.
— Какой ты, однако, странный, землячок! — заставил его остановиться негр, повысив голос. — То есть ты полагаешь, что можешь налететь на меня, поносить королевского мушкетера, на всю улицу обзывая его негритосом, арапом, гориллой черномазой, а после сказать «я лучше пойду» и удалиться?
— Да разве же, сударь, я называл вас негритосом и гориллой черномазой?! — возмутился молодой человек, даже и не знавший таких слов!
— А вам, сударь, — откровенно передразнил его арап, надувая свои и без того немаленькие губы, — известно выражение: «Лучше всяких слов порою взгляды говорят»?
— Нет, сударь! — с достоинством ответствовал Д'Артаньян. — Неизвестно.
— Ну так вот, землячок, я ставлю тебя в известность о существовании такого выражения, а также о том, что за такие взгляды, какие ты бросал на меня, любого другого я убил бы не сходя с места! — Чернокожий мушкетер сверкнул зубами и щелкнул по эфесу своей шпаги. — Но поскольку ты представляешься мне славным, хотя и безалаберным пареньком, я дам тебе возможность исповедоваться перед смертью и убью тебя в…
— Час дня, господин… — перебил негра д'Артаньян, вопросительно взглянув на него.
— Портос, — подсказал тот.
— Портос?! — удивился юноша.
— Именно так, землячок! — не проявил ни малейшего интереса к имени своей грядущей жертвы арап.
Д'Артаньян же смотрел на него и думал, какая все же отменная интуиция у капитана де Тревиля, мгновенно сообразившего, что рассказ Атоса и Арамиса про товарища, умирающего с голоду, — полная чушь, дешевая… разводка. Да, непросто будет с ним сладить, решил он и тут же одернул себя: ты сначала с его подчиненными разберись, дуэлянт!
— Итак, в час дня… — Д'Артаньян поклонился чернокожему мушкетеру, намереваясь удалиться.
— В час дня за Люксембургским дворцом, — кивнул Портос.
— Замечательно! — Д'Артаньян улыбнулся и взмахнул шляпой.
Он уже сделал несколько шагов, когда мысль, вызревавшая в нем подобно цветку, распустилась и предстала во всей красе. Псевдогасконец обернулся вслед удаляющемуся арапу:
— Кстати, господин Портос! Вы уже получили экю, причитающееся вам от разводки капитана де Тревиля?
Чернокожий гигант застыл на месте, ошеломленный наглостью малолетнего нахала, а потом взревел:
— Чего-о-о?! — и схватился за шпагу.
Д'Артаньян расхохотался:
— В час дня, сударь! В час дня! — и припустил что было мочи вниз по улице, крепче прижимая к груди свой узелок и от души радуясь удачной шутке.
Он мчался по булыжной мостовой, чувствуя, как ветер обдувает его лицо, унося прочь невеселые мысли. Вслед ему неслись проклятия негра. Не желая оставаться в поле его зрения, юноша на полном ходу свернул направо на первом же перекрестке и врезался в мужчину, шедшего ему навстречу.
Они треснулись лбами с такой силой, что из глаз у обоих брызнули искры. Во всяком случае, у д'Артаньяна-то уж точно брызнули. За своего товарища по несчастью он, разумеется, поручиться не мог, но проклятия, которыми тот сыпал, позволяли предположить, что его состояние немногим лучше.
За своего товарища по несчастью он, разумеется, поручиться не мог, но проклятия, которыми тот сыпал, позволяли предположить, что его состояние немногим лучше.
— Сударь! — воскликнул д'Артаньян, прижимая ладонь ко лбу и вознося горячую молитву Вседержителю Небесному, чтобы хоть эта встреча обошлась без дуэли. — Сударь! Тысяча, миллион извинений, сударь! Я не видел… я не заметил… ба! Господин Арамис, да никак это вы?! — Он рассмотрел наконец-то и лазоревый плащ едва не сбитого им господина, и его лицо…