— Однако, — выпустил дым из ноздрей Петрович. — Суровые традиции.
— Угу, — кивнул Баранов. — У них вообще обычай — в могилу что-то класть. Поэтому тут всего полно — и сигарет, и водки.
Говорят, в Аду тоже есть.
— Тогда заживем, — повеселел Петрович. — Это, получается, и не Ад совсем.
— Расслабься, — усмехнулся мужик. — А покупать на что будешь? Бумажные деньги не катят — только золото. Я на водку часы «Патек Филипп» махнул — кредит открыли, целый год пью, каждый божий день. Чего еще-то делать?
— Гнусная перспектива, — неожиданно для себя выговорил умное слово Петрович. — Явно сказалось действие водки. — Я даже и не думал, что в Чистилище можно столько времени торчать.
— Иногда все делается просто в момент, — объяснил Баранов. — Бац — и в дамки. Один день просидишь на цинковой кровати, на следующее утро катишь себе барином в Рай или в Ад, пожалте бриться. Но это если твой случай не вызывает сомнений. Убийцы, как мне здешние старожилы рассказывали, или там насильники всякие — те прямым ходом, без задержки в Ад попадают, а дальше ими уже особый отдел занимается — Управление наказаниями . Многие в Чистилище годами сидят. Видишь вон ту парочку?
Банкир кивнул на двух мужчин — один с короткой стрижкой светлых волос, другой упитанный, с засаленной прической: оба играли на цинковой кровати в подкидного дурака. Лица у них были застывшие и безразличные.
— Это депутаты Госдумы, — продолжил Баранов, со вкусом дотягивая «бычок». — Фамилии точно не помню… что-то вроде Клюшенков и Лобовлев. В общем, их застрелили на улице четыре года назад, но они все еще находятся тут — по той же причине, что и я. Оптимизма это не добавляет.
— За что их так? — удивился Петрович, закуривая вторую сигарету.
— За бабло, — грустно отозвался банкир. — Ты даже какие-то странные вопросы задаешь, дедушка… за что еще в России-матушке могут людей убивать?
— За политику, — ответил умудренный годами Петрович.
— Политика — это тоже бабло. Причем еще какое. Хочешь закон в парламенте провести? Проплати. Заказ нужный получить? Проплати. Налогов желаешь избежать? Отблагодари хорошего человека. Ты как будто не в России живешь, а с Марса прилетел. Я с этими ребятами скорешился немного. Как они говорят, у них в организации тоже доллары пилили от спонсора — кому-то досталось меньше. Этот кто-то обиделся — и заказал их. Теперь они под лейблом «невинно убиенные». А поскольку занимались политикой, тоже не все так однозначно — ибо политики, как и убийцы, конвейером в Ад направляются. Я даже огорчен, что не избрался в депутаты, была ведь маза. Щас бы меня, может, уже на сковородке жарили.
Клюшенков, не меняясь в лице, открыл перед соперником карты — там было четыре туза. Лобовлев вздохнул, сгреб колоду и принялся ее тасовать заново. Карты были старые, обтрепанные, потемневшие по краям. Петрович заглянул на дно бутылки и обнаружил, что она опустела.
— Хорошо б добавить, — сказал он мечтательно.
— Делов-то, — согласился банкир. — Подожди минутку, я принесу.
Он соскочил с цинкового ложа и исчез в толпе. Водка сняла чувствительность — Петровича уже не так тревожили пули в голове и сердце. Вот сволочи, убили за просто хрен… гроша ломаного ЭТО не стоило. Хер с ней, с тысячей баксов, пригрозили бы — сам бы отдал требуемое . И для чего ОНО им нужно? Нет, надо было хоть иногда все же телек смотреть.
Его внимание привлек шум возле стойки неподалеку. Там стоял какой-то импозантный старик в военном мундире и скандалил во весь голос.
— Я не понимаю, сколько мне тут еще находиться? — кипятился военный. — Я на вас всех жалобу подам! Обратите, наконец, на меня внимание, сударыня!
— Господин Деникин, вас много, а я одна, — лениво отвечала девица в серой больничной форме, не отрываясь от красочного глянцевого журнала. — Сказано вам уже двести раз — ввиду того, что вас выкопали в Париже, а потом перезахоронили в Москве, вы автоматически опять попали в Чистилище. Это техническая процедура. Главный Суд разберется, ждите.
— Я совершенно не просил меня выкапывать, — наваливался грудью на стойку генерал Деникин. — Как можно так поступать с человеком? Что мне, в Париже плохо было? Лежал себе в цветочках, кругом приличные люди…
— Отойдите от стойки, — в сердцах заорала девица, отшвыривая журнал. — Мешаете работать! Объясняла вам уже — как только, так сразу!
Насупившись, Деникин отошел в сторону. К нему из толпы протиснулся другой генерал — моложе, лет тридцати пяти, но уже на костылях.
— Ну чего-с, Антон Иваныч? — с надеждой спросил молодой генерал.
— Ни хрена-с, господин Каппель, — махнул рукой Деникин. — Такая бюрократия, сладу с ними нет. Дайте закурить, милостивый государь.
Оба задымили.
— Грустно, — поделился откровениями Каппель, — у меня работа стоит. Только у негров ячейку коммунистической партии организовал, флаги пошили, «Интернационал» разучивали, как бац — и сюда. Сижу словно на иголках — а как там без меня? Получается, годовая работа целиком насмарку.
— Вам Главный Суд определил социализм среди африканских народов пропагандировать? — с неприязнью сказал Деникин. — Сочувствую, батенька. Видимо, это вам за то, что красноармейцев живьем замораживали.