Но весь его вид говорил: «Поражение — не дождетесь!»
— Ты хоть уверен, что Рига еще стоит? — вдруг спросил Петр.
Ему было до боли жаль вожделенного порта.
— Куда она денется, государь? Там же Сорокин. А Костя себя застать врасплох не даст.
Однако на войне бывает всякое, и полной уверенности Кабанов не чувствовал. Потому и спешил, что постоянно терзался вопросом: «Как там Рига?»
Ставший русским город у нерусского моря…
20. У рижских стен
Еще никто не додумался в те времена закрывать границы на замок. Если что препятствовало жителям приграничных районов навещать друг друга — так это крепостное право. Помещики зорко следили, чтобы их крестьяне не отдалялись от своих жилищ далеко. Да и что они там могли увидеть? Такие же деревни, но с иным помещиком. Потому следили не столько за приезжающими, сколько за отъезжающими.
Сами люди в большинстве своем тоже были не склонны к путешествиям. Поездка к соседям за десяток верст считалась событием. Даже жители вольные предпочитали сидеть дома. Разве что заработок зависел от дорог, как у торговцев, или была возможность поискать лучшей доли.
Но все же определенные связи между частными лицами разных государств сохранялись. Кто-то с кем-то встречался раньше, кто-то был связан делами, кто-то состоял в родстве. Никаких пунктов о родственниках за границей еще тоже не придумали. Да и к самим родственникам относились иначе, чем в начале двадцать первого века.
Где путешествия, там и новости. До эпохи средств массовой информации оставались еще века. Ни телевидения, ни радио, ни Интернета. Газеты — и те редки, да и выходят мизерными тиражами.
Оно, в общем-то, и неплохо. Хотя бы никто не навязывает свою точку зрения. А путнику хочешь — верь, а хочешь — не верь. Дело исключительно твое… Более того — можешь и вообще не слушать, как путешественник излагает вперемежку были и небылицы, в которых известия о свадьбах и смертях общих знакомых причудливо переплетены с описаниями неведомых царств и видений ангелов. Последнее — взамен грядущих летающих тарелок и особенностей сексуальной жизни звезд на какой-то там фабрике.
Какая сексуальная жизнь может быть у сгустков плазмы, разбросанных друг от друга на светогода?
Первым известие о шведах в Курляндии доставил из Митавы Зиберн. Ни шведам, ни русским он особо не симпатизировал. Какое дело управляющему чужим имением до схваток двух государств? Урожай поздних яблок повыгоднее продать да свежепосоленное сало, так, чтобы и в свой карман что-нибудь перепало, — вот это да. Достойная тема для размышлений.
Собственно, поэтому Зиберн и объявился в Риге. Был у него тут свояк, державший корчму, который обычно покупал вышеназванные продукты. Из яблок гнал сидр, а уж сало в корчме лишним не бывает.
Обойти молчанием новость о шведах Зиберн не мог.
Вначале свояк рассказал ему о новых повелителях края. Нормальные люди, расплачиваются аккуратно, не буянят.
Рядом растет целый городок кораблестроителей, а это тоже неплохо. Больше людей — больше и прибыль. Самое же главное — уменьшена вдвое таможенная пошлина. В сочетании с русскими товарами это обещает такие барыши, что остается только радоваться грядущему открытию навигации.
— Не шибко радуйтесь, — возразил Зиберн. — В Митаве объявились шведы. Так что скоро все может вернуться на круги своя. И плакали ваши пошлины.
Сами планы воюющих сторон он знать, понятно, не мог, но для чего еще в соседнем государстве может обосноваться армия противника? Только для нападения.
— Что? — Свояк не на шутку взволновался. Он-то уже прикидывал, насколько удастся расширить торговлю, а тут…
Новость мгновенно облетела остальных посетителей корчмы. И на этом прервала свой полет.
Кто-то успел сбегать до Паткуля с самыми лучшими намерениями — предупредить о грядущей осаде. Помощник губернатора по гражданской части среагировал мгновенно. Он объявил, что намечается бунт, прихватил с собой дюжину солдат и отправился на место.
Солдаты немецкого языка не понимали. Им велели исполнять приказы начальника, а уж на каком языке их отдадут, никого не озаботило. Потому смысл разговора Паткуля с посетителями корчмы остался солдатам непонятен. Они ждали какого-нибудь знака, мол, хватай всех, ребята, но Паткуль если и жестикулировал, то исключительно для посетителей и хозяина.
Речь помощника губернатора была краткой. Мол, кто обмолвится за этими стенами хоть словом, немедленно отправится на эшафот как распространитель опасных слухов.
— Я поступлю еще проще, — решил в конце речи Паткуль. — Все находящиеся здесь будут тщательно переписаны, и если хоть кто-то в городе заговорит о шведах за рекой, то даже не буду разбираться, от кого пошел слух. Казнены будут все.
Он бы с радостью арестовал собравшихся, но опасался, что их начнут искать жены или какие-другие родственники. Так причина может легко дойти до кого-нибудь из русских начальников. Самого Меншикова, назначенного рижским губернатором, в городе не было, но имелся комендант. Тот самый Сорокин, который прославился разгромом шведского флота в устье Двины. В повседневную жизнь города новоиспеченный генерал и адмирал вмешивался мало. Ему хватало дел на верфи, где уже почти готовые стояли корабли грядущего Балтийского флота, в лихорадочно строящемся городке корабелов и флотского люда, на батареях и среди расквартированных в городе войск.