— Ну что же, — сказал я ему, не выказывая ни малейшей обиды. — Жаль, конечно, что вы не хотите мне доверять.
— Я вовсе не утверждаю, что вы сами это сделали, — проговорил он. — Вас самого могли обмануть.
— Их — тоже? — При этих словах я кивнул на стоявший на видном месте всеволновый интерком. Он был включен, и хотя слышимость понижена до минимума, я уже по одним интонациям определил, что хозяин этого помещения прослушивал то же, что интересовало и меня: переговоры между группами захвата и теми, кто координировал их деятельность. Король наверняка настроился на эту волну после звонка Пифии. Не дожидаясь его разрешения, я протянул руку и усилил громкость. В тихую комнату ворвались сердитые голоса:
— …Ни малейших следов. Вернее всего, его тут вообще не было. Он нас провел.
— Пробу на запахи брали?
— Без результата. Я же говорю: ни следа.
— Сукин сын…
— Вы установили, откуда шел звонок?
— Только что.
— Может, нам перепрыгнуть туда?
— Уже послана другая группа. Вы на всякий случай пройдитесь там. Может, кто-нибудь видел…
— Пройдемся. — Судя по интонации, ни малейшей веры в успех у говорившего не было.
— Давайте, давайте, работайте!..
Я снова убавил звук, чтобы стало можно говорить самому:
— Несколько групп сбиваются с ног, гоняясь за мной. Ради призрака? Или кто-то все же знает, что тут — не пустышка?
Он явно собирался что-то возразить. Я не дал ему перебить меня.
— Конечно, риск есть. Мне он не кажется чрезмерным — хотя, если не повезет, пристрелят меня, а не вас. Но если вы не сторонник делового риска — значит, я обратился не по адресу. Однако, как вы понимаете, есть и другие люди.
Король пентаклей поморщился.
— Я ведь не говорил, что отказываюсь. Однако я был вправе высказать сомнения.
Тон его был примирительным — чего я и ожидал.
— Давайте, — продолжал он, — поговорим спокойно, по-деловому.
— За этим я и пришел, — согласился я.
— Взгляните на обстоятельства с моей позиции, — сказал он. — Вы предлагаете мне в залог вещь в себе. Допустим, она стоит многого, но только в случае, если ее можно сбыть. Попробуем продолжить ситуацию. Я ссужаю вас деньгами и помогаю исчезнуть отсюда. Залог остается у меня. Очень хорошо. Но вас ищут — и, если эти записи — то, за что вы их выдаете, то есть государственная тайна наивысшего уровня секретности, вас будут искать не только на Теллусе. Шанс, что где-нибудь они на вас наткнутся в течение ближайших двух-трех недель, достаточно велик. Вас убьют или в лучшем случае арестуют и упрячут очень глубоко.
Вас убьют или в лучшем случае арестуют и упрячут очень глубоко. Следовательно, прежде всего мы должны будем заключить соглашение такого рода… если, конечно, я решусь на какое-либо соглашение, — тут же поспешил оговориться он, — условиться, что в случае, если вы не выкупаете залог в течение определенного времени, он переходит в мою собственность.
— Это подразумевается любым соглашением о ссуде.
— Хорошо, что не надо объяснять вам это. Но, допустим, я получил эти записи в собственность. Вы из игры вышли. Что, по-вашему, я смогу сделать с этим товаром?
— Продать. Вам дадут больше, чем вы собираетесь ссудить мне.
— Вам легко говорить. А кто это купит? Кому я смогу предложить это? Государству?
Я позволил себе усмехнуться:
— Оно заплатит не так, как вам хотелось бы.
— Вот именно. Значит, придется искать надежного покупателя. То есть сделать известным, что у меня имеется такой товар. Придется дать его название и предупредить о затруднениях с пользованием: я честный делец и не могу обманывать контрагентов.
Я изо всех сил заставил себя не улыбнуться при этих словах.
— От этой информации пойдут круги. И никакой гарантии, что они не попадут очень быстро к… вот к этим, и он кивнул в сторону все еще бормотавшего интеркома. Или к другим. Они ведь существуют?
Я не стал отрицать такой возможности.
— И тогда, — продолжал он, изображая крайнее уныние, — мы с вами встретимся вновь — но уже не в столь удобных условиях, как сейчас. Вы согласны? Или я, по-вашему, преувеличиваю?
— Нет, — сказал я, — если исходить из вашей модели ситуации.
— А разве может быть другая?
— Она не может быть, она есть, — сказал я тоном, каким говорят о вещах, само собою разумеющихся.
— Вот как! В таком случае, может быть, вы…
— Конечно. Моя модель такова: предположим, что вам достался ларец с драгоценностями, стоящими большую кучу денег. И не только денег, но еще и авторитета, влияния и так далее. Сложность в том, что открыть ларец можно лишь с помощью ключа, а его-то у вас и нет. Взламывать нельзя: предположим, ларец заминирован. Если бы вам предложили приобрести, хотя бы в качестве залога, такой ларец, вы согласились бы, понимая, что нет такого замка, к которому нельзя подобрать ключа…
— В данном случае подбор исключен, — возразил он, показывая, что внимательно следит за моими рассуждениями.
— А если нельзя подобрать, то остается уверенность, что на свете существует подлинник этого ключа — а может быть, и еще несколько дубликатов: существование его в одном экземпляре было бы слишком рискованным.
— Допустим, и что же?
— Раз он существует, то есть человек — или люди, которые если и не владеют им, то знают, где он — они — находятся.