Взмахнув жезлом, Хаздор выкрикнул три коротких слова, призывая к себе Огонь, Смерть и Свет. Их мощи достало бы с избытом, чтобы испепелить, уничтожить черного мага. Но воспользоваться призванной силой он не успел. Он еще не закончил говорить, как Льюис уже начал произносить собственное заклятье, содержавшее в себе те же три колдовских слова, но вывернутые наоборот. Заклятье, которое плел Хаздор, начало разрушаться за долю секунды до того, как он спустил Стихии с цепи. Оковы распались, совершенный порядок рухнул, Стихии вернулись в те колдовские царства, из которых они были призваны. «Его колдовство — такое же, как у скайферов, — подумал Хаздор. — Оно разъедает мои заклятия…»
— Стреляйте в колдуна! — заревел комендант Агимора, указывая на человека рядом с деревом.
Но лучники не успели выполнить его приказ — смерч из движений, выпадов, блоков, в который превратился Эдрик, был уже здесь. Эдрик двигался столь быстро, что, казалось, расплывался в воздухе, пехотинцы падали под ударами копья как деревянные солдатики. Пространство позади Мардельта было усеяно искалеченными людьми. Теперь он взялся за лучников. Кто-то прянул в сторону, кто-то не успел — и упал в грязь перед копытами лошади Хаздора. Два или три лучника выстрелили, но в колдуна не попали: пехотинцы, которые, как мячики, отлетали от одного-единственного, почти невооруженного человека, слишком уж действовали им на нервы. Хаздор Киправельт вымолвил Слово Смерти, обратив его к человеку, который менее чем за четверть минуты искалечил полсотни обученных солдат… и сейчас добивал последних из них. Когда Хаздор уже отпустил заклятье, что-то будто толкнуло его, заставило повернуть голову ко второму. Заметив усмешку на губах Льюиса, он понял какую глупость совершил. Слишком поздно. Структура последнего заклятия, как и двух предыдущих, была нарушена, но на этот раз сила не растаяла, не ушла туда, откуда ее призвали. Смерть, вызванная Хаздором, как бешеный зверь, вцепилась в него самого. Он закричал и продолжал кричать все время, пока Слово Смерти разрывало чародея на части, алчно обгладывая его собственную жизненную сущность.
Льюис оглядел поле боя. Берег, усеянный людскими телами. Эдрик задумчиво поигрывал измочаленным древком копья. У него был такой вид, как будто бы то, что произошло, не имело к нему ни малейшего отношения.
Все солдаты были живы — хотя многие из них от боли лишились сознания. Льюис подошел к одному из раненых, поймал взгляд… Это был парень лет двадцати пяти, с переломанными коленями. Его не нужно было даже вовлекать в Игру. Боль, паника, полное непонимание произошедшего уже сделали все сами: Льюису осталось только забрать то, что ему так настойчиво предлагали…
Мардельт, не выказывая ни одобрения, ни осуждения, бесстрастно смотрел, как его спутник наклоняется к солдату, как Тэннак впивается в жизненную сущность раненого и опустошает ее до дна… Отвращения он не испытывал, но и радости наблюдаемое Эдрику не доставляло.
Прежде чем решать, как к этому относиться, нужно понять, что это такое. Восприятие Эдрика, пожалуй, можно сравнить с восприятием человека, наблюдающего за тем, как паук поедает пойманную муху. Эдрик — ни на стороне «паука», ни на стороне «мухи», он сам по себе. Он только наблюдатель. Он мог бы вызвать в себе жалость к умирающему, мог бы пережить наслаждение вместе с Льюисом — в Школе их учили, как создавать из отдельных состояний психики целые букеты переживаний, устойчивые модели отношений к окружающему миру. Но он не сделал ни того, ни другого. Сейчас эмоции только помешают. Эдрик хотел изучить процесс.
Льюис закончил и подошел к другому солдату…
— Не хочу тебя отвлекать, но через несколько минут здесь будут еще полсотни, — сообщил Эдрик. Присвистнув, подозвал к себе Светляка. — Разбираться с ними будешь сам.
Подойдя к броду, он оглянулся. Как ни странно, Льюис за ним не последовал. Он зачем-то добивал раненых — уже без всякого волшебства, обычным оружием. «Он и вправду безумен…» — с жалостью подумал Эдрик.
Отправив на тот свет пять или шесть человек, Льюис, как мог быстро наложил на трупы несколько заклинаний. Один из лучников, искалеченный Эдриком не слишком сильно, переборов боль, поднял лук и попытался подстрелить Телмарида. Стрела ушла в сторону — охранные чары, которые Льюис наложил на себя, отсиживаясь за деревом, все еще работали. Подозвав Ягоду, Льюис поспешно направился к броду. Лошадь вела себя беспокойно. Ему все-таки пришлось остановиться и аккуратно извлечь из нее стрелу.
Когда он уже выходил на другой берег, появились наконец всадники, которые, по первоначальному замыслу Хаздора, должны были блокировать беглецам все пути к отступлению. Вид пятидесяти разбросанных по берегу тел привел новоприбывших в состояние легкого ступора. Все были живы, кроме предводителя и еще шести солдат — но эти, мертвые, выглядели так, как будто пролежали под палящим солнцем не один день: раздувшиеся, обезображенные, омерзительно смердящие. Чуть позже всадники осторожно двинулись вперед. Сила, которая за считанные минуты уничтожила чародея и отряд пехотинцев, заставляла считаться с собой, но беглецы, находившиеся на другой стороне реки, казались такой близкой, такой уязвимой целью… Те, у кого были луки, уже прилаживали к ним стрелы…