…Эдрик не поддержал ее веселья.
— Зря, — сказал он. — Идиотское развлечение.
Он думал, она обидится. И ошибся. Не переставая улыбаться, она поставила локоть на стол, положила на ладонь подбородок и с любопытством принялась разглядывать своего нелюбезного собеседника.
Иногда сингайлам, по случайности, в ходе своих литературных экспериментов удавалось составить настоящее заклятье. Последствия бывали самыми непредсказуемыми: от пожара в кабинете, вызванного неуправляемым огненным шаром до внезапного увеличения ушей у горе-поэта в момент прочтения им трогательной сингайловской лирики.
— Почему? — спросила Вельнис. У Эдрика возникло ощущение, что она прекрасно знает ответ и спрашивает лишь для того, чтобы поддержать беседу. А если повезет — еще и поспорить с «моралистом».
Поэтому он ограничился коротким замечанием:
— Ты сама знаешь.
— Мы осторожненько, — произнесла она с таким видом, как будто бы оправдывалась. Впрочем — и это было видно по ее смеющимся глазам — она и не думала оправдываться.
— Недостает острых ощущений? — спросил Эдрик.
Предложение прогуляться ночью в портовом районе он не стал озвучивать. Это было бы уже откровенным хамством.
— Ага. Во дворце так скучно. Так… безопасно. — Она наморщила носик с таким видом, как будто бы ей было противно даже произносить слово «безопасность». — Чему ты улыбаешься?
— Своим наблюдениям. Бродяги мечтают о доме, домоседы — о дороге…
— Наверное, человеку естественно стремиться к тому, чего ему недостает. О чем мечтаешь ты?
— Ни о чем.
— Совсем? — спросила она самым нейтральным тоном, стараясь не показать разочарования.
— Совсем. — Эдрик улыбнулся. — Я не мечтатель. Я прагматик. Я предпочитаю добиваться цели, а не думать о том, как было бы замечательно, если бы я ее достиг.
Вельнис окинула его взглядом — как будто пыталась понять, насколько он соответствует тому, что о себе говорит. О сделанных выводах — в лучшую для Эдрика сторону или в худшую — сообщать не стала. Спросила, кивнув на заваленный стол:
— Что ты здесь ищешь?
— Книгу.
— Какую?
— Пока еще и сам не знаю.
— Ты не похож на книгочея.
— Да уж… — Эдрик рассмеялся. Потянулся, хрустнув косточками. — А на кого похож?
— На учителя танцев.
Эдрик изобразил на своем лице веселье пополам с изумлением. Сделанное девушкой предположение его позабавило…
— Ты не похож на бездельника, — пояснила она. — Ты мог бы быть рыцарем или младшим сыном какого-нибудь барона. Но у тебя нет мозолей на ладонях и двигаешься ты… слишком легко. Как будто бы ничего не весишь.
Эдрик с деланным удивлением воззрился на свои руки.
— Вот уж не думал, что похож на мыльный пузырь… — произнес он.
— Возможно, я неудачно выразилась… Точнее сказать… когда ты идешь, кажется, что ты весишь столько, сколько сам хочешь. Ровно столько, чтобы не утруждать себя при ходьбе.
Продолжая демонстрировать улыбку, он подумал — уже без всякого веселья: «Интересно, что еще она углядела?..»
— Так легко двигается у нас во дворце только один человек, — продолжала Вельнис. — Его зовут Яклет Самкрельт, и он учитель танцев. Правда… и с ним у вас больше отличий, чем сходств.
— Да? И чем же мы отличаемся?
— Он виляет задницей при ходьбе, а ты — нет.
Последняя реплика требовала если не смеха, то хотя бы улыбки, и он улыбнулся.
— Вижу, ты любишь наблюдать за людьми.
— А тут больше нечем заняться, — пожаловалась Вельнис. — Скучно. Разве что зарыться в книги… — Она показала глазами на разделявший их стол. — Но люди куда интереснее книг.
— Это правда. Но на этот раз наблюдательность тебя подвела. Я наемник, и танцую куда хуже, чем дерусь.
— А как же…
Он поднял руки, показывая ей чистые ладони и одновременно поясняя:
— Годы вынужденного безделья, вот и все.
— А ты не потерял форму?
Эдрик неопределенно мотнул головой — движение, которое можно было истолковать и как отрицание, и как согласие.
— А ты не потерял форму?
Эдрик неопределенно мотнул головой — движение, которое можно было истолковать и как отрицание, и как согласие. Он не понимал, к чему она клонит.
Вельнис, копируя его жест, подняла ладони. У нее были узкие, аристократические кисти рук, нежные тонкие пальцы… от природы. Были. Когда-то. В результате упражнений кисть стала шире и сильнее, на сгибе между указательным и большим пальцами и на внутренней стороне руки были ясно видны бугорки огрубевшей кожи…
— Не хочешь развеяться? — предложила она. — Заодно и проверишь свои навыки.
Эдрик улыбнулся.
— Я не дерусь с женщинами.
Девушка осуждающе посмотрела на него. Опустила руки.
— Кто тебя учил? — спросил Эдрик.
— Риерс, — произнесла она со значительным видом.
— Кто это?
— Телохранитель княжны. Пойдем, — позвала она с лукавой улыбкой. — Не обязательно избивать меня до полусмерти. Просто покажешь, насколько ты хорош.
Продолжая улыбаться, он покачал головой.
— Я и так знаю.
— Вот зануда, — Вельнис поднялась, чтобы уйти. Теперь она не пыталась скрыть разочарования.
* * *
Возвращаясь вечером в гостиницу, он задержался во дворе для того, чтобы понаблюдать за солдатами. Двое стояли у ворот, неторопливо беседуя о чем-то. Еще двое скучали у бойниц наверху южной стены. Быстрым шагом пересек двор рыцарь в плетеной кольчуге и при мече. Лейтенант, появившись из низенькой дверцы юго-восточной башни, занялся проверкой постов. Еще минуту Эдрик следил за ним — пристально, но без интереса; бесстрастно, но очень внимательно. Затем, получив все, что ему было нужно, двинулся к воротам, ощущая, как с каждым шагом тяжелеет его тело. Он создавал в своем сознании образ — не думая о нем, а выстраивая определенную конструкцию внутренних ощущений, которые, будучи приняты как настоящие, отразятся и вне сознания, станут кажущимися свойствами тела. «Если ты захочешь устать — ты устанешь» — говорила настоятельница Лемерейн, когда он, измотанный упражнениями, валился с ног… Обычно ее слова означали, что тренировка будет продолжена, и немедленно — как наказание за то, что он позволил себе устать. Одна из аксиом Школы гласила, что слабость порождается не телом, а духом; усталость ощущается не потому, что измотано тело, а потому, что истощена воля. Учителя Эдрика полагали, что только воля определяет состояние всех семи тел — или семи душ — которыми наделен человек. Воля проявляет себя в желаниях: у необученного, слабого, ленивого желания беспорядочны; у прошедшего обучение — определены и осознаны. В конце концов Эдрик научился желать так, чтобы не уставать никогда. Теперь от него требовалось совершить обратное превращение. Как оказалось, иногда сила может стать слабостью — например, если сила позволяет себя обнаружить. Девчонка на удивление наблюдательна, но то, что заметила она, может заметить и любой другой человек. Обычно они слишком поглощены своими мыслями, болячками, маленькими мирками личных проблем, но не исключено, что в самый неподходящий момент один из них может прозреть. Даже с простыми обывателями это иногда случается. Нужно перестраховаться. Нужно двигаться, как они, думать, как они, вожделеть, как они… Тогда он останется неузнанным. Не стоит привлекать к себе лишнее внимание.