Через два дня Эдрик снова встретил ее в библиотеке. Вельнис стояла перед большим книжным шкафом и задумчиво разглядывала корешки.
Вельнис стояла перед большим книжным шкафом и задумчиво разглядывала корешки. Эдрику она кивнула, как старому знакомому.
Вскоре после того, как он приволок из подвала очередную кипу, уселся за стол и приступил к переводу, Вельнис заняла место напротив, положив перед собой около десятка книг, вытащенных из шкафа.
— Решила составить мне компанию? — полюбопытствовал Эдрик.
— Моя госпожа любит читать. Вот… выбираю для нее.
— Прости за вопрос… ты фрейлина княжны или ее камеристка?
— Хм. Ну ты и хам. Будь я фрейлиной, следовало бы, самое меньшее, влепить тебе пощечину.
— Значит, камеристка.
Вельнис не ответила. После продолжительного молчания (каждый деловито шуршал страницами) спросила:
— Как ты думаешь, что лучше отнести ей — «Священный напиток» Ямруза Экдельта или «Размышления о божественном естестве» Рэкла Сакайта Сильгера?
Эдрик оторвался от чтения и с любопытством посмотрел на девушку. «Странный выбор… — подумал он. — Неужели княжне интересно разбираться в этой зауми?»
— Сильгер в переводе? — спросил он.
— Нет, в оригинале. На стханатском.
— Твоя госпожа сможет это прочитать?
— А почему нет? — Вельнис не отвела глаз.
— Сколько ей лет?
— Мы одногодки.
— Ты знаешь, о чем эта книга?
Вельнис кивнула.
— Принеси ей лучше любовную лирику, — посоветовал Эдрик.
— Любовная лирика будет интересна ей лишь в том случае, если стихи написал сингайл, — парировала Вельнис. — Но измывательства над языком магов надоели моей госпоже несколько месяцев тому назад. Теперь ее привлекают философские категории, отношение между сущностью и явлением, реальным и кажущимся, актом и потенцией…
Эдрик молча слушал ее, стараясь понять, насколько всерьез она говорит о… о том, что говорит. «Вот откуда она знает Наречье, — пришла мысль. — Княжне от скуки нечем заняться, кроме чтения, и ее компаньонка, чтобы не потерять место, вынуждена читать те же книги, и интересоваться тем же, чем интересуется госпожа…»
— Думаю, ты куда лучше меня знаешь, чем увлекается княжна, — произнес Эдрик. — «Размышления» Сильгера — если продраться через тяжеловесный слог — по-своему… любопытны. Хотя это и странное чтение для молодой девушки. Вторую книгу я не читал. Ничего не могу сказать о ней.
— Ямруз строит свою философию на древней легенде, которую ты наверняка слышал, — начала рассказывать Вельнис, и Эдрику стало ясно, что уж она-то читала обе книги. — На легенде о том, как божественный напиток анкавалэн, эссенция бессмертия и творческой силы, был утерян богами в их войне, случившейся в начале времен. Утерян и пролит дождем в новосотворенном мире… Ямруз говорит, что «напиток» — лишь образ, поэтическая метафора, а что представлял собой анкавалэн на самом деле, нам невозможно и представить, как невозможно вообразить и божество вне человеческого или животного образа и как невозможно постигнуть свойства божеств вне известных нам индивидуальных и природных свойств. Анкавалэн проник в людей, и сделался их частью, самой тайной, самой невидимой… в другом месте.
Впрочем, Ямруз выдвигает предположение, что именно капли этого напитка превратили нас в то, что мы есть, отделив от животных… но при этом сущность анкавалэна так и остается скрытой, недоступной для нас, а ведь она то — что нас образует. Далее он рассуждает о человеческой природе и о том, при каких обстоятельствах эта бессмертная сущность могла бы быть пробуждена к действию, стать действующей силой, а не потенцией…
Она замолчала.
— И?.. — спросил Эдрик.
— Он пишет, что прежде всего должно измениться сознание. Мы плаваем на поверхности восприятия. Нужно заглянуть вглубь.
— Сменить внешнее восприятие на внутреннее?
— Нет, нет… Так мы ничего не добьемся. Поменяем одну картинку на другую. Вместо иллюзии, которую создают наши глаза, будем видеть иллюзию, которую создает разум. Будем жить во снах. Это очень важный момент, и Ямруз предупреждает об опасности.
— И что он предлагает? — Эдрику стало интересно. Как правило, мистики в поисках выхода из тюрьмы видимого мира, попадали в одну и ту же ловушку. Отвергая видимый мир, они придавали статус «реального» собственным фантазиям. Обращая взор от внешнего к внутреннему — они вовсе забывали о внешнем, старались изо всех сил отгородиться от окружающей реальности.
— Ямруз пишет, что восприятие должно стать… объемным, — Вельнис задумчиво почесала кончик носа. — Я не совсем понимаю, что он имеет в виду, но образы, которые он использует, заставляют задуматься. Он говорит: представьте себе сундук. На лицевой стенке одна картинка. Это наше обычное, «внешнее» восприятие, то, что мы видим глазами. На боковой стенке другая картинка. Это наш внутренний мир, очень интересный и сложный. Но нет никакой пользы менять одну картинку на другую. Мы должны видеть не ту или другую стенку, а сундук целиком.
— Так видят мир бессмертные и боги, — заметил Эдрик.
— Да, — Вельнис кивнула. — Разница только в том, что их «сундуки» пусты. Или заполнены различными предметами, но главного сокровища — анкавалэна — у богов и бессмертных нет. Оно есть у людей.