Гротеск

— Ну как вообще? Без матери же теперь, — посочувствовала мне Мицуру.

— Нормально. У меня такое ощущение, что мы с ней расстались давным-давно.

Мицуру выглянула из-под своего зонтика и подняла на меня взгляд — она была сантиметров на пятнадцать ниже.

— Понимаю. Я тоже давно распрощалась с матерью. Правда, иногда ее использую. Чтобы, к примеру, до школы подбросила. Как сегодня.

— Ясно.

— Странная ты… — Мицуру на мгновение задержала на мне взгляд, но, увидев махавшую ей рукой подругу, сказала: — Мне идти надо.

— Подожди! — Я схватила ее за блузку. Она обернулась. — Мать говорила, что, когда тебя в школе стали травить, ты нашла против них оружие. Какое?

— Ну… — Мицуру сделала жест подруге, чтобы та ее не ждала. — Я давала им свои тетрадки.

Я несколько раз замечала, как на контрольных и экзаменах девчонки из внутреннего круга передавали друг другу ксерокопии тетрадок, и для меня было большой загадкой, кто же их так облагодетельствовал. Новенькие — те, кто пришел в школу высшей ступени, — наверняка работали только на себя. Они пробились в эту школу, пройдя жесткий отбор, и им не пришло бы в голову помогать конкурентам.

— Ты разрешаешь им себя использовать? Над тобой издеваются, а ты, выходит, добренькая?

Мицуру защелкала пальцем по зубам.

— Я тебе скажу, только ты больше никому, ладно? Тетрадки, которые я им даю, не настоящие.

— В каком смысле?

— В настоящих — все гораздо подробнее. То есть у меня два комплекта тетрадок. В тех, что я им даю, нет самого главного. Так, кое-что. Но они все равно не догадаются.

Мицуру говорила шепотом, будто стыдилась себя. И в то же время ее голос звучал весело, почти ликующе.

— До чего же они нахальные! Привыкли всех унижать, им чужую тетрадку позаимствовать — раз плюнуть. Что делать, если у них совести нет? Защита одна — заключить сделку. Я дала им тетрадки, и они отстали. Сообразительные! Быстро смекнули, что я не какая-нибудь размазня, которой можно помыкать как хочешь, и что от меня может быть польза. И сразу нашли себе новую жертву.

— Значит, тетрадки, которыми они пользуются, не настоящие? — вырвалось у меня.

Мицуру неуверенно улыбнулась и пожала плечами.

— Ты не знаешь, что это такое. Ужас! Они шесть лет учились в одном классе. С самого начала. Образовался свой круг.

Образовался свой круг. Закрытый, куда никого не пускают. А когда в седьмом классе появились новенькие, они сразу начали искать мишень. И если кого выбрали — все, конец. Это не учеба, а настоящий ад. За целый год никто ни словечка мне не сказал. Со мной разговаривали только учителя да продавщица из школьного магазина. Больше никто. Даже те, с кем я вместе пришла в школу, объединились против меня. Думали, если станут меня травить, проскочат во внутренний круг.

Прозвенел первый звонок. Подруги Мицуру уже не было видно. Начинался классный час. Мы заторопились в кабинет. Но я так и не поняла, за что они травили такую симпатичную девчонку.

— Но почему они выбрали тебя?

— Потому что моя мать явилась в школу на день открытых дверей и на попечительском совете сказала речь. Мол, я страшно рада, что моя доченька влилась в дружную семью системы Q. Она всю жизнь об этом мечтала. Я надеялась, что ее примут с первого класса. Не получилось. И все же моя мечта сбылась: хоть с седьмого класса, но дочь поступила в вашу школу. Она так старалась, и, как оказалось, не зря. Прошу вас принять мою доченьку в вашу семью. Будьте друзьями!.. Вот такая речь. Вроде бы ничего особенного. Однако буквально на следующий день из меня сделали мишень. Утром, войдя в класс, я увидела на доске карикатуру на мою мать. Ее изобразили в кричащем красном платье со сверкающим бриллиантом на пальце. Сбоку красовалась надпись: «Член дружной семьи системы Q.». Стало ясно, что в эту самую семью мне не пробиться. С первого класса или с седьмого, без разницы. Шансов — ноль.

Я вспомнила, какое лицо было у матери Мицуру. Лицо смирившегося человека, отбросившего всякую аффектацию и напыщенность. Затеянная одноклассницами травля ранила не Мицуру, а мать. Наверняка та не подозревала, что в этом маленьком сообществе существует строгое классовое деление, которое не дано сломать никому. А когда заметила, было уже поздно. Ей ничего не оставалось, как отдать дочь на съедение. И хотя Мицуру оказалась молодчиной — пережила это, светлая голова, мать не получила шанса оправиться от случившегося. И на попечительском совете, наверное, больше не показывалась.

— Все понятно.

— Что тебе понятно?

Мицуру впервые посмотрела мне в глаза. Ее лицо, порозовевшее в тени красного зонтика, лучилось счастьем. Во всяком случае, мне так показалось.

— Про твою мать.

Я хотела добавить, что понимаю, почему ей стыдно за мать, но, увидев, как нахмурилась Мицуру, промолчала.

— Извини… У тебя же сегодня твоя умерла.

— Ничего. Все равно расставаться бы пришлось когда-нибудь.

— Круто! Ты просто молодец!

Мицуру весело рассмеялась. Мы обе почувствовали, что между нами возникло некое светлое чувство, которое нас связывало и было понятно только нам двоим. С того дня я нежно полюбила Мицуру.

Опередив замешкавшуюся подругу, я вошла в класс и поискала глазами Кадзуэ. Бледная и напряженная, она сидела, уставившись на доску. Увидев меня, поднялась и неуклюжей вихляющей походкой подошла к моему столу.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192