— Как хорошо, что мы встретились! Я хотел задать несколько вопросов. Это недолго.
Я слезла с велосипеда и поздоровалась. За большими воротами, вроде тех, что ведут в буддийский храм, обнаружилась великолепная постройка под старинный чайный павильон. Немного в стороне располагался симпатичный чайный домик. В усадьбе была теплица, крытая виниловой пленкой, где работали несколько парней — поливали из шланга растения, перекапывали почву. Все это больше походило на парк, чем на крестьянский двор; и постройки, и территория — все устроено по высшему классу. Понятно, что денег на это ушло немерено. В темно-синем комбинезоне с узкими рукавами, но при галстуке старичок-инспектор выглядел очень странно. Будто сельский староста, что на день переквалифицировался в гончара.
И очки на нем были другие — вместо черной оправы изящная и легкая, черепаховая.
Инспектор принялся выпытывать, какие у нас в семье отношения. Наверное, хотел проверить то, что рассказывал ему дед. Услышав, что мои родители в самом деле уехали в Швейцарию, он немного заволновался.
— А чем ваш дедушка целый день занимается?
— У него дел много. Как кому что-то понадобится — его зовут.
Я сказала правду. Не знаю почему, но после того, как я к нему переехала, дед в самом деле пошел у соседей нарасхват.
— Это хорошо. И что же он делает?
— Разбирается с дохлыми кошками, присматривает за домом, когда уезжают хозяева, поливает цветы… такое вот.
Может, не надо было про отсутствующих хозяев? Я посмотрела на инспектора. Все-таки дед не в ладах с законом. Однако старичок внимания на мои слова не обратил и кинул быстрый взгляд на работавших в саду парней.
— Если ваш дедушка больше не будет химичить с бонсаем, тогда все в порядке. Он совершенно в этом деле не разбирается и тем не менее занимался сбытом деревьев. Воровал или покупал по дешевке на каком-нибудь рынке, а потом продавал втридорога. Много шума наделал. Обманул людей на несколько десятков миллионов иен.
Похоже, те, кто пострадал от дедовой предприимчивости, как-то связаны с этим инспектором, подумала я. Он сам, скорее всего, выращивает бонсай или же работает здесь, в саду, откуда дед, наверное, воровал деревья. Может, он обещал этим людям что-нибудь — к примеру, купить или продать бонсай — и они попали на деньги. Этого старикана назначили следить за дедом, чтобы трюк с бонсаем не повторился. Видимо, он собирался выполнять полученное задание до конца дней своих. Мне стало жалко деда.
Сотни горшков с деревьями выстроились в саду ровными рядами на стеллажах из толстых оструганных стволов. Среди них я заметила большую сосну, вроде той, которой так гордился дед. Мне показалось, что она гораздо красивее и дороже дедовой.
— А что, дедушка действительно в бонсае ничего не понимает?
— Он не специалист, — фыркнул инспектор с таким видом, будто я сморозила полную глупость. Его лицо сделалось злым, непримиримым, от мягкости не осталось и следа.
— Вы говорите, что дедушка обманывал людей.
Его лицо сделалось злым, непримиримым, от мягкости не осталось и следа.
— Вы говорите, что дедушка обманывал людей. Они, должно быть, очень богатые.
Я подумала, что дед, одержимый любовью к бонсаю, закипал от злости, имея дело с богачами, которых дурачил. Как люди могут выкладывать такие деньги за какие-то горшки? Просто в голове не укладывается. Мне казалось, что здесь больше виноваты как раз те, кого одурачили. Судя по тому, как энергично жестикулировал инспектор — будто разгребал вокруг себя воздух, — он, конечно, смотрел на это дело иначе.
— Здесь многие разбогатели, когда им выплатили компенсацию за то, что они лишились возможности заниматься рыболовством. Здесь же раньше океан был.
— Что? Океан?
Я непроизвольно вскрикнула, забыв о бонсае и обо всем остальном. Мне вдруг пришло в голову, что чувство, возникшее между моими родителями, энергия, которая была в нем заключена, испарились почти без следа в момент, когда на свет появилось их потомство. Порожденную ими новую жизнь, то есть меня, надо было выплеснуть в океан. Я много об этом думала. Жизнь с дедом, в конце концов, и стала для меня этим океаном, где я обрела свободу. Океаном, вобравшим в себя и тесную квартиру, пропитавшуюся запахом бриолина и старости, и бесконечную болтовню деда, и мою заставленную горшками с бонсаем комнату. Все вдруг случайно совпало, к моей радости, и я решила здесь остаться.
Придя домой, я рассказала деду о встрече с инспектором из «Сада долголетия». Он удивился и спросил:
— И что он обо мне сказал?
— Сказал, что ты не специалист в бонсае.
— Вот свинья! — вскипел дед. — Сам же ничего в этом деле не смыслит. Видите ли, получил от района приз за «настоящий дуб»! Курам на смех! Ха-ха-ха! Так каждый сможет — швыряться деньгами, выбрать хорошее дерево… Это же надо! Пять миллионов заломил! Он же понятия не имеет, что значит вдохновение.
После нашего разговора он целый день провел на балконе, общаясь с деревьями.
Как я потом узнала, старичок-инспектор прежде работал в администрации района, а после выхода на пенсию стал гидом в «Саду долголетия» и вызвался надзирать за дедом. Старичка этого уже нет в живых. Когда мы с дедом узнали, что он умер, у нас будто камень с души свалился. Но какая-то связь между нами осталась: я сейчас работаю в муниципальном управлении, а сын инспектора — депутат районного законодательного собрания. Как так у людей получается? Не понимаю.