— А попить никто не даст?
— Дам, — услышал я и с надеждой обернулся. Мужик в залатанной маоцзэдуновке встряхнул грязную пластиковую бутылку, наполненную водой. — Десять юаней.
— Что так дорого?
— Тогда гуляй. От себя, можно сказать, отрываю, а он еще ломается!
— Десять — за двоих! — отрезала сестра. Я с удивлением посмотрел на нее.
— Ладно, пейте. Черт с вами!
Услышав, как мы договариваемся, стоявшая в конце прохода женщина протянула нам крошечный мандарин:
— Купите и у меня за десятку!
— Водички попьем и подумаем, — холодно ответила сестра.
Женщина цокнула языком.
«Бедняжка, — подумал я о сестре, — пришлось справлять нужду на людях». Но похоже, ей уже было все равно — она сделала безразличное лицо, глаза ее сверкнул и. Взяв бутылку, сестра стала пить, задрав голову и показывая белое горло. Напившись, передала бутылку мне и шепнула:
— Мне хватит. Пей, не стесняйся. За десять-то юаней.
— Правильно.
Удивительно! Сестра менялась прямо на глазах. Я поднес бутылку ко рту — вода оказалась теплой и отдавала ржавчиной. Но у меня целых полдня во рту не было ни капли. Я пил и не мог остановиться. Пока не услышал злобный крик:
— Стой! Хватит!
Но я притворился дурачком:
— В чем дело? Это моя вода.
Вокруг засмеялись:
— Ну и продавец!
— Деньги давай! Быстро!
Я достал из кармана нашу наличность — перетянутую резинкой пачку бумажек. Народ сразу оживился, шум поднялся такой, что по ушам ударило. Конечно, мне не хотелось светить деньги перед чужими, но что тут сделаешь, когда стиснули со всех сторон?
Вытянув шеи, все уставились на мои руки. Я перебирал деньги дрожащими пальцами и никак не мог отсчитать десять юаней. Дело не только в том, что на меня смотрели столько людей, — в деревне мне ни разу не приходилось отдавать кому-то такую кучу денег. Сестра громко сглотнула. Видно, ей тоже было не по себе.
За несколько глотков воды — такие деньги! У меня это не укладывалось в голове. Еще неизвестно, откуда он ее взял, эту воду. Может, из лужи. Ну что за люди! Но мы получили хороший урок. Потому что это было только начало. Мы ехали в большой город, где нам предстояло увидеть и услышать много удивительного. Я до сих пор помню, как, попав в Японию, выходил из себя, видя, как люди без раздумий и сожалений бросают деньги на ветер. Мне хотелось крикнуть им: «Что вы делаете, черт побери?!»
Я отсчитал десять бумажек по одному юаню, и, пройдя через несколько рук, деньги в конце концов дошли до продавца воды. Он с ненавистью выкрикнул:
— Ишь ты, деревенщина! Разбогатели! Сволочь! Надо было с тебя больше содрать!
Женщина, которая пыталась сплавить нам свой мандарин, тут же стала насмехаться над ним:
— Ну ты и жлоб! Чего набросился на парня? Кто же так торгует? По котелку себе постучи, совсем не варит. Может, лучше соображать станешь.
Все захохотали.
— А эта парочка неплохо запаслась! Юаней пятьсот, наверное, — объявил на весь вагон Однозубый.
Народ одобрительно загудел. Те самые четыре девчонки уставились на нас, открыв рты.
— Послушай, ну что ты болтаешь? — сказал я, но Однозубый только хмыкнул и поглядел на меня как на идиота.
— Жизни не знаешь. Ну кто так делает? Деньги надо было по разным карманам распихать. И никому не показывать.
Вот-вот. Люди вокруг — их это совершенно не касалось — согласно закивали. А Однозубый продолжал издеваться:
— Сразу видно, из деревни. Ты вообще о кошельках слышал? В деревне невест не хватает? В город решил податься?
— Сам ты деревенщина! Олух! Ты хоть моешься когда-нибудь? Ванну когда-нибудь видел? Может, у вас дома уборная прямо на полу? И убери свою грязную лапу с моей задницы! — набросилась на Однозубого сестра.
По вагону прокатилась волна хохота. Однозубый сделался красный, как свекла, и опустил голову.
— Здорово ты ему врезала, Мэйкунь. — Я сжал сестре руку.
— Нельзя давать им спуску, Чжэчжун! Скоро они перед нами стелиться будут. Мы станем звездами, все будут нами восхищаться. Разбогатеем.
Сестра говорила уверенно и для большей убедительности ткнула меня локтем в бок.
Сестра у меня была сообразительная, с сильным характером. Я за ней был как за каменной стеной. Но Мэйкунь больше нет. А я оказался один в незнакомой стране. В Японии. Поймите, как я растерялся, как тяжело мне пришлось.
— Ну так вы берете мандарин или нет? — послышался голос женщины, устроившей выговор продавцу воды.
— Нет, пока не надо.
— Горло пересохнет — скажите. У меня много.
— Спасибо.
— А пирожков не хотите? — послышалось в другом конце вагона. — Десятка штука. Попили, а теперь, может, закусите? Проголодались, наверное.
От слова «пирожок» у меня громко заурчало в животе. Стоявшие рядом засмеялись. Один дядька средних лет, обернувшись, с насмешкой произнес:
— Ого! Запел, запел живот. Жрать просит.
После путешествия в переполненном автобусе мы с сестрой собирались закусить и немного отдохнуть на станции, однако, увидев толпу, поняли, что об этом нечего и думать. Поэтому мы не пили и не ели двое суток. Все смотрели на нас. Сестра держалась совершенно спокойно, не показывая вида, что голодна. Парень с пирожками заголосил во все горло:
— Вкусные, из просяной муки! Мамаша испекла. Она у меня мастерица по этой части. Сахара и фасолевой начинки не жалеет. Вам на двоих десяток в самый раз будет. За девяносто юаней уступлю.