Кроме работы в общежитии у меня есть дело жизни — я занимаюсь изучением открытого мной жука Kijima Tribolium castaneum. Я случайно обнаружил этот экземпляр в лесу за нашим домом, и ему было дано мое имя. А раз так, раз он теперь носит мое имя, значит, изучать его — мой долг и мое право.
Популяции живых организмов — очень любопытное явление. При наличии пищи и благоприятных условий численность особей быстро увеличивается. Как тебе хорошо известно, повышение интенсивности воспроизводства особей ведет к росту популяции. Но как только популяции начинает не хватать пищи, конкуренция между особями резко обостряется, что приводит к сокращению воспроизводства и увеличению смертности. Повышение численности популяции оказывает влияние на развитие и формирование организмов, их физиологию. Это основа биологии.
Изучая Kijima Tribolium castaneum, я обнаружил мутацию — особей с более длинными крылышками и короткими лапками, чем у других. Я думаю, что рост популяции привел к изменениям, связанным с повышением мобильности особи. Мне хотелось бы пронаблюдать весь процесс мутации, однако моей жизни для этого может и не хватить.
Я не отвлекаюсь, не думай. У меня ассоциация с вами. Не является ли происшедшее с вами — твоя религия, то, что Хирата стала проституткой, двойная жизнь Сато — проявлением видоизменения организмов? Почему так произошло? Вовсе не из-за увеличения численности популяции. Здесь скорее дело в удушающей атмосфере окружавшего вас общества. Боль, которую она вызывала, и привела к трансформации. Это было жестокое и горькое испытание. Вряд ли мы были способны научить вас тому, какие страдания могут ждать впереди. Больше того, я провел еще более жестокий эксперимент и, можно сказать, добился результата.
Наверное, даже тебе, такой умнице, нелегко понять, что я хочу сказать. Поэтому буду говорить прямо.
Узнав из газет о том, что случилось с Юрико Хиратой, я был потрясен. Так же, как в тот раз… Когда стало известно о твоих «подвигах». Нет, возможно, даже сильнее. Двадцать лет прошло с тех пор, как я принял решение об исключении из школы моего сына и Юрико. Не стал ли тот мой шаг причиной случившегося? — думал я. Сестра Хираты (не помню, как ее зовут, такая простая девочка, училась с тобой в одном классе) пришла ко мне за советом: что делать с младшей сестрой? Она спуталась с моим сыном и занимается проституцией.
Я не задумываясь ответил, что не потерплю этого безобразия и выгоню их из школы.
Буду откровенным до конца: я считал тогда главной виновницей Хирату, а не своего сына. Это был эгоизм чистой воды, недостойный учителя. Но как бы я ни стыдился сейчас своих чувств, я пишу здесь все как было. Это не игра в раскаяние, нет. Но я понимаю, что тогда моему решению не хватило ни педагогической мудрости, ни обыкновенной человеческой осмотрительности, и я очень сожалею о нем.
Как ни странно, именно я дал разрешение на перевод Юрико Хираты в школу Q. Она только что приехала из Швейцарии, результаты вступительных тестов оказались весьма посредственными. Особенно плохи дела были по японскому языку и математике, поэтому у других преподавателей сложилось мнение, что она недотягивает до требований школы. Но я настоял, чтобы ее приняли. По нескольким причинам. Во-первых, Хирата очаровала меня своей красотой. Конечно, я был уже не мальчишка, преподавал в престижной школе, но мне тоже хотелось видеть вокруг красивые лица. Но прежде всего для меня это был биологический эксперимент — хотелось понаблюдать, что произойдет, когда в популяцию, состоящую из особей одного вида, поместить инородную особь.
Эти два мотива, которыми я руководствовался, дав согласие на перевод Хираты в школу Q., принесли результат — мой план сыграл против меня и стоил мне места. Я не должен был помещать в однородную популяцию создание, обладающее такой исключительной красотой. Круги по воде разошлись слишком далеко. По иронии судьбы, сводником Хираты оказался мой собственный сын, зарабатывавший на этом грязные деньги. Какой стыд! Теперь меня неотступно преследует мысль: приняв Хирату по своей прихоти в школу, а потом выставив ее за порог, я подтолкнул ее к падению и в конечном итоге — к смерти.
Приняв решение об исключении, я позвонил господину Джонсону и его жене — Хирата жила у них — и поговорил с ними. Жена пришла в ярость. Помню, она заявила, что немедленно выставит Хирату из дома. Я возражать не стал. Я очень сердился на Хирату. Но разве можно во всем винить несовершеннолетнюю девчонку, что бы она ни натворила? Вина лежит на среде, в которой она жила и воспитывалась. Я понимал это, но ничего не мог поделать — злость не проходила.
Еще я слышал, что старшая сестра Хираты после того, как сестру исключили, не стала более активной, а потухла прямо на глазах. Они между собой не ладили. Не будет преувеличением сказать, что из-за меня. Старшая сестра поступила в школу своим трудом, а младшая — исключительно благодаря моему любопытству. Люди не подходят для биологических экспериментов.
Судьба Кадзуэ Сато тоже лежит тяжелым камнем у меня на сердце. В школе Q. ее выбрали объектом насмешек и издевательств. Невольно приходишь к выводу, что и это как-то связано с появлением в школе Юрико Хираты. Сато была от нее в восторге и в придачу влюбилась в моего сына. Видя это, старшая сестра Хираты жестоко относилась к Сато, издевалась над ней. Разговоры об этом доходили до меня, но я делал вид, что ничего не замечаю. Учеба в школе Q., куда Сато поступила, потратив так много сил, должно быть, превратилась для нее в настоящую пытку. А я предпочитал наблюдать за происходящим со стороны, полагая, что конкуренция между особями является неизбежным элементом существования популяции.