Однако мать Мицуру относилась к этим благам с полным безразличием. Ушла в сторону, закрыла глаза. От нее пахло не богатством, а более понятными мне земными радостями — деньгами, драгоценностями, домом.
Как говорила Мицуру, мать приказала ей молчать, что они живут в районе Р., поэтому я ожидала увидеть эдакую мадам и ошиблась. Мицуру сообразила, о чем я думаю, и быстро сменила тему:
— Ты плакала?
Я взглянула на нее и ничего не ответила. Ее глаза до краев наполняла злоба. На меня смотрел сидевший в ней злой дух. И я только что схватила его за хвост. Она смутилась и отвела глаза.
— Сегодня позвонили. У меня мать умерла.
Мицуру помрачнела и ущипнула себя за губу, словно хотела ее вырвать вместе со ртом. «Интересно, а эта ее привычка?.. Чечетку на зубах исполнит?» — подумала я. Между нами шла борьба. Но она продолжалась недолго — Мицуру безоговорочно капитулировала:
— Извини.
— У тебя умерла мать? — проскрипела с водительского сиденья мамаша — как о чем-то не заслуживающем особого внимания.
— У тебя умерла мать? — проскрипела с водительского сиденья мамаша — как о чем-то не заслуживающем особого внимания.
Теперь уже моим противником была не дочь, а мать. Она бросала слова небрежно, прямо как те люди, что крутились вокруг деда. Прямые, открытые, для них важна суть, а не антураж.
— Да.
— И сколько ей было?
— Лет пятьдесят. А может, сорок восемь. — Точного возраста я не знала.
— Ага, как я примерно. И отчего она умерла?
— Самоубийство.
— А причина? Климакс, наверное?
— Не знаю.
— Мать и самоубийство… А детям-то после этого что делать?
Что правда, то правда. Она точно угадала мои мысли, и я была ей за это благодарна.
— Что ж, у тебя траур. Положены каникулы. Сиди дома. Куда ты еще собралась?
— Но она умерла за границей. Дома мне особо нечего делать.
— И поэтому ты выскочила под ливень?
Мать Мицуру ткнула пальцем в лобовое стекло. Машины еле ползли по улице в потоках воды с небес. Женщина изучала меня в зеркало заднего вида, буравя острыми, глубоко посаженными глазками.
— Сегодня мне действительно надо в школу.
Причина — Кадзуэ, которую отфутболили из группы поддержки. Но я решила об этом не распространяться, и траур по матери сразу перестал вызывать интерес.
— Эй, а ты, случайно, не полукровка?
— Мама! Ну что ты опять? — вмешалась Мицуру, и я услышала давно ожидаемое — она забарабанила ногтем по зубам, как дятел по дереву. — У человека только что мать умерла, а ты со своими вопросами!
Но мамаша пропустила слова дочери мимо ушей.
— И живешь ты, значит, с дедом?
— Да.
Струйки воды стекали с моего зонтика на пол машины, затянутый толстым серым ковролином. На нем уже образовались грязноватые темные пятна, будто что-то пролили.
— Твой дед японец?
— Да.
— Мать тоже японка. Ну а вторая половина кто?
Интересно, в чем причина ее любопытства? Хотя про себя я заметила: мне нравятся такие вопросы. Из тех, что хочет задать любой человек, но не решается.
— Швейцария.
— Круто! — насмешливо, но без злобы проговорила она. А Мицуру шепнула мне на ухо:
— Извини, что она так. Это у мамы такая манера. Она так о тебе беспокоится.
— Вовсе нет. — Мамаша обернулась. — У тебя и без моего беспокойства сил хватит. А вот Мицуру у меня все учится. Смех, да и только. Говорит: желаю в Тодай, на медицинский. Такая упрямая! Лучше всех хочет быть. Есть цель — она и долбит в одну точку. Сказала: мне здесь не нравится, — и теперь вот квартиру снимает. Раньше ее страшно травили, так что она знает, как за себя постоять. И все равно лучше б она плюнула на эту чертову школу.
— И за что они к тебе привязались? — как бы ненароком поинтересовалась я у Мицуру.
— За то, что у меня свой бар, — тут же встряла мамаша, выруливая на скоростную трассу.
Мы сразу уперлись в пробку. Мицуру молчала, опустив голову, и я заметила: чем ближе к школе, тем она больше бледнеет.
Машина затормозила напротив школьных ворот. Другие родители тоже подвозили своих детей, но все останавливались в стороне, подальше. А мы подкатили прямо к красивым каменным воротам — специально, чтобы привлечь любопытные взгляды шедших на занятия девчонок. Мать будто нарочно хотела уколоть Мицуру, сделать ей больно.
Поблагодарив за то, что меня подвезли, я услышала в ответ:
— Скажи деду, пусть заглядывает к нам. Мы ему скидку дадим. «Блю ривер», у станции.
Точно не знаю, но, кажется, там было что-то вроде казино.
«Блю ривер», у станции.
Точно не знаю, но, кажется, там было что-то вроде казино. По-моему, имелась целая сеть таких заведений для широкой публики.
— А бонсай там у вас есть?
— Что?
— Деду бонсай нравится больше женщин.
Мать Мицуру задумалась, соображая, что ответить на мою шутку. И она вроде бы что-то сказала, но я не расслышала — сильно хлопнула дверца машины. Мицуру раскрыла надо мной зонтик, пока я возилась со своим. В центре дождь лил не так сильно.
— Ничего у меня мамаша, да? Напускает на себя. Терпеть этого не могу. Противно. Нарочно так говорит. Это из-за слабости. Она слабая. Как думаешь?
Мицуру говорила спокойно, взвешенно. Я понимала, что она хочет сказать, и кивнула в ответ. Но мне ее мать не казалась ни противной, ни слабой. Просто она не соответствовала идеалу Мицуру. Впрочем, со мной была такая же история. Но ведь родителей не выбирают. И стойкость, приобретенная Мицуру в школе, где приходилось терпеть издевательства одноклассников, могла, наверное, пригодиться и против матери. Познакомившись с ней, я стала лучше понимать Мицуру. Но в то же время наша встреча в тот самый день, когда моя мать покончила с собой, — это своего рода судьба. Когда-нибудь мы еще поговорим об этом.