— Нам нужна информация, — мягко высказалась бывшая теща Ростика, мать Любани, Тамара Ависовна. А Ростик ее и не заметил, когда вошел.
Она поколебалась, кажется, решила все-таки поздороваться, но, бросив быстрый взгляд на Мурата, отвернулась, словно и без того слишком явно обозначила себя.
— Хорошо, — легко согласился Ростик, — посмотрим, что дальше будет.
И, похаживая от стены к стене, потому что никто ему сесть не предложил, быстро рассказал — именно что рассказал, а не доложил по форме, — как погиб Достальский, как ему пришлось командовать войсками, что он сделал во время этого сражения, как оно протекало и как они в конце концов победили.
Едва он закончил, очень тихий, но отчетливый ропот пробежал по рядам слушавших его чинуш. Все-таки такой факт, как спасение города от реальной угрозы гибели под ударами комши, не был новостью, которую даже эти холодные, почти уже бесчувственные люди могли принять без единого слова.
Мурат окинул взглядом сидящих у стены людей. Потопал по полу каблуком сапога, поправил мантию, которая довольно нелепо свисала с его плеч, мешая удобно сидеть.
— Значит, победили… Я и не сомневался, — высказался он, наконец. — Но тут дело не в победе, даже не в упущениях, которые за тобой заметили…
— Упущения, конечно, были, но… Что ты конкретно имеешь в виду? — спросил Ростик. Он не ожидал такой реакции. Что-то, как он и подозревал с самого начала, было не так.
— Не «ты», а «вы», — хищно просипел Калобухин. — Вечно тебя, Гринев, учить приходится.
— А ты не учи, — отозвался Ростик, хотя сознавал, насколько по-мальчишески это выглядит.
— Например, ты не организовал преследования противника, — задумчиво пояснил Мурат Сапаров. — А ведь враг был сокрушен, если верить твоему докладу.
— У нас не было на это сил. А кроме того, перевод за отравленный вал большого числа людей очень затруднен. Неужели это непонятно? — Ростик начинал закипать, хотя еще пытался сдерживаться.
Тут его раздражало все — и повелительность власти, и ее откровенно феодальные атрибуты, и привычка бояться Мурата, свойственная всем работающим тут людям… И работающим ли? Может, уже выслуживающим какие-нибудь вотчины, посты и, конечно, власть? Над своими же согражданами, над теми, кто кормил и защищал их ценой жизни… Это было отвратительно. И даже хуже — достойно наказания. Хотя, каким оно должно быть, Ростик еще не знал.
— До меня дошли другие слухи… — так же медленно, как и прежде, проговорил Мурат-Председатель. — Вернее, конечно, сведения. А именно, что ты силой захватил власть над армией и пытался настраивать офицеров на то, что вам необходимо решить вопрос власти данным вам для защиты города оружием.
— Что-о? — Ростик даже подался вперед. — Нет, повтори, что ты сказал?
— Он не обязан повторять, если ты плохо слышишь, — буркнул кто-то из сидящих в зале подхолуйчиков.
Почти все из сидящих на стульях людей засмеялись. Не смеялась, кажется, только теща Тамара. Она смотрела на Ростика, что-то пытаясь передать ему своим взглядом, но Рост лишь кивком поблагодарил ее, осмотрелся и снова перевел взгляд с этих крысиных, свиных и гиенистых рыл на Мурата.
Она смотрела на Ростика, что-то пытаясь передать ему своим взглядом, но Рост лишь кивком поблагодарил ее, осмотрелся и снова перевел взгляд с этих крысиных, свиных и гиенистых рыл на Мурата.
А впрочем, зря он обидел почтенных хрюшек и прочих зверей. Они были куда интеллигентней и красивее тех, кто искусственно и натужно ржал над Ростиком. Тогда-то он понял, что вопрос о власти в Боловске находится в опасности и его придется решать. Возможно, очень жестко.
Если бы он не был в ссылке, если бы знал, что происходит в городе, возможно… Нет, определенно, он бы уже приложил все силы, чтобы этого сборища не было и в помине, чтобы… эти, с позволения сказать, люди остались все-таки людьми.
— Я говорю о том, что приказал, узнав о нелепой, — Мурат усмехнулся, чуть ли не радостно, — смерти Достальского, передать командование Смаге… Ты меня слышишь?!
Он заорал так неожиданно, что Ростик едва не вздрогнул. Что-то в этом было очень заученное, тренированное и… гадкое. Кажется, так же взвинчивал себя на трибуне Гитлер, мельком подумал Ростик, если верить старым, земным еще хроникам.
— А ты на меня не ори, — вдруг отчетливо отозвался он. — Ты не заслужил даже того, чтобы сидеть в моем присутствии, а туда же… орать вздумал.
Бывший кабинет первосекретаря компартии, а ныне приемный зал Председателя Боловска накрыла мертвая тишина. Только не сорваться, думал про себя Ростик, не заорать в ответ.
— Что ты сказал? — вкрадчиво спросил Мурат.
— Я же объяснял, докладывал… — с откровенной радостью засуетился Калобухин. — Все это офицерье, как один… Только и думают, как бы в Председатели пролезть. — Он обернулся к Ростику и сделал к нему два шага. — Все, Гринев, допрыгался.
— Не думал, что до такого дойдет… — Ростик, уже успокаиваясь, походил по комнате, от стены к стене, как привык еще у себя в Храме, когда размышлял. — Сволочи вы все, продажные, мелкие, трусливые сволочи… Вот что, — он решился. — Пора от вас очистить город. Загнать в те норы, из которых вы выползли. — И он перешел на Единый. — Бастен, ты готов? Я разгоняю всю эту шайку… Беру власть в свои руки.