Скорее всего это походило на горячую ванну, только не для тела, вернее, не только для тела, а прежде всего для разума. И эта ванна вымывала плохое, что в нем было, очищала не только мысли Ростика, но саму способность мыслить. То, что мышление можно перестроить словно обыкновенную машину, было для Ростика внове. Через неделю он обнаружил, что сеансов сидения в зале ему не хватает, и тогда он попробовал устроить похожий сеанс для себя самостоятельно. Пару раз у него не получилось, но на третий день вечером, едва начались обычные «посиделки», Сатклихо грозно произнес:
— Кто работал с Ростиславом в неполном составе? — при этом он осмотрел своих старцев.
Один из них, путая слова на русском и не очень внятном чужом языке, пробормотал:
— Неужели… Сатклихо со-задам па лиару… самобытно… вел-рикрум па лэт'аби.
Сатклихо при этом, казалось, лишился дыхания. Потом механически перевел:
— Неужели Сатклихо не видит, что юноша сам…
— Пытается продвинуться дальше? — закончил за него Ростик. И сам чуть не потерял дар речи. Оказалось, что слова чужого языка могли быть для него ясны. Звучали, хоть и не совсем по-русски, но очень, очень близко к нему.
— Видишь, Сатклихо, он очень способный, — удовлетворенно проговорила одна весьма пожилая женщина, которую старцы обычно замечали лишь в самых крайних случаях и которая на «заседания» являлась не аккуратно.
— Он такой способный, что, пожалуй, ты права, Бетрахо, нужно думать о том, чтобы он не пережег свои способности раньше времени.
Так Рост обнаружил, что в его сознание вкладывается что-то помимо его воли и почти незаметно для него. Но еще более удивительное открытие он сделал, когда, как-то выйдя в осеннюю степь, вдруг обнаружил в себе способность произносить такие звуки, о существовании которых еще пару недель назад не подозревал. Вернувшись в Храм, он раздобыл зеркало и попытался заглянуть себе в глотку — недаром был сыном врача. И вот что обнаружил — глотка очень красная, верхнее нёбо сделалось слишком высоким, а от произношения самых обычных слов возникали боли, словно при ларингите.
Отозвав на вечерних занятиях Сатклихо в сторону, он спросил его:
— Послушай, вы не пытаетесь изменить природу моего тела?
— Конечно пытаемся, — удивившись, впрочем, довольно искусственно, признался старец. — Было бы смешно, если бы мы работали с… живым раствором, каким является человек, и не попытались сделать его более… изменчивым.
— Изменчивым? В каком смысле?
— Ты не сможешь выучить Единый язык, если мы не поможем тебе… в минимальной степени. Уверяю тебя.
— Единый язык… — слова звучали хорошо, как обещание безопасности. Кажется, именно они и убедили Ростика, что все, что с ним происходит, правильно. — Ладно, раз уж вы на это решились, лучше будет продолжать.
— Ладно, раз уж вы на это решились, лучше будет продолжать.
Сатклихо улыбнулся и даже слегка поклонился, приветствуя такое решение.
— Без сомнения, мой друг, — проговорил он странно изменившимся голосом.
Лишь заметив это, Рост осознал, что всю фразу без исключения старец проговорил на Едином. Но она была понятна. И к этому теперь следовало привыкать, хотя ощущение было странным — словно после привычной, предположим, пресной еды, его угостили чужеземными, очень пряными и острыми кушаньями, например грузинскими. Но ясность мышления, точность выражений в описании окружающего мира при этом не терялась.
Рост вздохнул, он и не знал, что это возможно. Лишь теперь, когда первый эксперимент так быстро и так… успешно завершился, Ростик начал подозревать, что главные открытия ему только предстоят.
Глава 5
Зима в том году наступила неожиданно. Просто как-то раз Фоп-фалла улегся на дно, резко ослабив свою активность, а Рост понял, что ощущает это, не выходя из дома. Вероятно, потому, что довольно долго жил в поле внимания этого чудного морского растения-зверя.
С этого же вечера прекратились массовые купания аймихо после наступления темноты, при свете костров… Удивительно, откуда они столько плавня брали такие костры жечь? А еще через пару дней наступила зима. Даже снег выпал, и у самых береговых камней образовалась корочка непрочного, прозрачного в разводах льда.
Аймихо сразу засобирались. Сатклихо объяснил это просто:
— По снегу налетает борым. Они опасаются оказаться у него на пути.
— Боятся?
— Опасаются.
— А почему раньше не уехали? — спросил Рост. — Ведь вы все должны чувствовать приближение холодов.
— Мы чувствуем. Только нам работа с тобой не позволяла. И кроме того, нужно было перенаправить ручьи, чтобы они потекли по прежним руслам.
— Понятно. Что-то вроде уборки мусора, — усмехнулся Рост, но шутки не вышло.
— Мусора мы оставляем мало. А с ручьями следует поступать еще аккуратней, — серьезно ответил старец.
— Ясно, — Рост изобразил на физиономии сложную гамму чувств. — Значит, мы расстаемся до следующего года?
— Почему? Учение продолжится. — Сатклихо подумал немного, внимательно вглядываясь в Ростика. — Если ты, Ростислав, нас не подведешь, то присутствия остальных старцев для инициализации уже не потребуется. Я все сделаю сам.