И он нежно поцеловал меня, явно сдерживая желание, которое, как обычно, мгновенно у него возникло. Мы не должны были предаваться любовным утехам, пока ребенок не появится на свет и в церкви не отслужат благодарственный молебен.
— Родная моя, — с чувством пробормотал Эдуард, обнимая меня.
Некоторое время мы сидели молча, глядя в огонь.
— А теперь объясни, зачем ты ко мне пришел. Что ты хотел мне сказать? — осведомилась я.
Что ты хотел мне сказать? — осведомилась я.
— Ах да! Впрочем, это не так уж и важно. Я хочу отправить нашего Малыша в Уэльс, в замок Ладлоу, — пусть он начинает править своим маленьким королевством.
Я кивнула. Да, все верно. Так и должно было случиться. Вот что значит для королевы родить сына, а не дочку. Моя старшая и самая любимая дочь Елизавета могла оставаться со мной, пока не выйдет замуж, а мой маленький сын уже должен был меня покинуть, уехать в дальние края и учиться быть королем. Уехать именно в Уэльс, поскольку являлся принцем Уэльским,[17] создать там собственный Совет и с его помощью править своим княжеством.
— Но ведь ему еще и трех лет не исполнилось, — жалобно протянула я.
— Ничего, он уже достаточно подрос, — строго заявил мой супруг. — Кстати, тебе тоже следует отправиться в Ладлоу вместе с ним, если ты, конечно, сочтешь, что у тебя в твоем положении хватит на это сил. Ты сможешь сама там все устроить как надо, а заодно и убедишься, что у Малыша есть и подходящие товарищи по играм, и достойные наставники, которых ты выберешь сама. Я объявлю тебя главой Совета, так что ты и всех остальных его членов назначишь. И пока мальчику не исполнится четырнадцать, именно ты будешь направлять его, руководить не только его занятиями и воспитанием, но и всей его жизнью.
Я снова притянула Эдуарда к себе, поцеловала его в губы и от всей души поблагодарила. Ведь он, таким образом, оставлял сына под моей опекой, тогда как любой правитель на его месте решил бы, что мальчик должен жить исключительно среди мужчин, подальше от женских советов. Но Эдуард именно меня сделал хранительницей нашего сына, не только отдавая дань моей любви к нему, но и уважая мои знания и суждения. И теперь мне по силам была даже разлука с Малышом — ведь именно мне предстояло выбрать членов его Совета, а значит, часто наведываться в Уэльс, так что жизнь Малыша по-прежнему будет проходить под моим присмотром.
— Он тоже сможет часто приезжать домой — на семейные и церковные праздники, — продолжал Эдуард. — Ты же понимаешь, что и я буду по нему скучать. И все же ему пора находиться на своем месте, в своем княжестве. Ему следует учиться управлять государством. Да и сам Уэльс должен хорошо узнать своего принца и полюбить его. Малышу необходимо с детства изучить собственные владения, только таким образом мы сумеем сохранить верность Уэльса.
— Я все понимаю, — кивнула я, — понимаю.
— Кстати, Уэльс всегда был верен Тюдорам, — как бы невзначай обронил Эдуард. — Так вот, я хочу, чтобы Тюдоры об Уэльсе забыли.
Я долго и тщательно обдумывала, кто мог бы стать воспитателем моего мальчика, кому поручить возглавить его Совет в Уэльсе и править княжеством вместо него, пока сам он не достигнет должного возраста. Собственно, тот вывод, который я в итоге сделала, напрашивался сам собой. Мне вовсе не стоило так долго раздумывать и следовало сразу назвать имя, которое с самого начала вертелось у меня на языке. Ну конечно! Кому еще я могла доверить самое дорогое сокровище на свете?
И я направилась к своему брату. Покои Энтони располагались вдали от главной лестницы и выходили в сад. Его личный слуга, стоявший в дверях, распахнул их передо мной и почтительным шепотом сообщил о моем появлении. Миновав приемную, я постучалась в дверь кабинета и открыла ее.
Энтони с бокалом вина в руке сидел за столом, стоявшим у камина. Перед ним лежала дюжина остро заточенных перьев и несколько листов дорогой бумаги, сплошь покрытых неровными строчками. Он явно над чем-то работал — как и обычно, когда ранние зимние сумерки загоняли всех под крышу. Теперь Энтони каждый день много времени проводил за письменным столом и больше уже не выставлял свои поэмы на турнирах: видимо, они были для него слишком важны.
Увидев меня, брат улыбнулся, тут же без лишних слов придвинул для меня кресло поближе к огню и подставил под ноги скамеечку. Наверное, он тоже успел догадаться, что я беременна. Энтони обладал не только поэтическим даром, но и внимательным взором поэта: он старался ничего не упустить из виду.
— Какая честь, — с улыбкой сказал он. — Вы пришли ко мне с неким поручением, ваша милость, или же это просто частный визит?
— Это просьба, — ответила я. — Эдуард собирается отослать Малыша в Уэльс. Он хочет, чтобы мальчик начинал учиться править собственным двором. А я хочу, чтобы вместе с ним туда отправился ты — в качестве главного советника и наставника.
— Разве Эдуард не пошлет Гастингса? — с некоторым удивлением спросил Энтони.
— Нет. Именно я буду назначать для Малыша членов его будущего Совета. Уэльс может принести нам немалую выгоду, но там нужна сильная рука, и этой рукой должен стать кто-то из нашей семьи. Но никак не Гастингс и не Ричард. Я не люблю Гастингса, это правда, и никогда не полюблю. А Ричарду довольно и его собственных владений на севере — бывших земель Невиллов. Мне кажется, мы не можем позволить ему прибрать к рукам еще и весь запад.