— Разве для нашего дела не было бы лучше, если бы герцог Бекингем хранил молчание? — спросила я. — Мои друзья, члены моей семьи и многочисленные союзники собирают войска, чтобы вызволить принцев, а Бекингем тем временем твердит, что мальчиков уже нет в живых. Зачем моим людям выворачиваться наизнанку, если законный наследник престола мертв?
— Но ведь они все равно узнали бы об этом — раньше или позже, — умело уклонился от вопроса доктор Льюис. Слишком умело.
— И все-таки, — настаивала я, — зачем им узнавать об этом перед решающей схваткой?
— Все должны знать: этот приказ был отдан королем-самозванцем! — вскричал доктор. — Тогда вся вина падет на герцога Ричарда, и ваши люди поднимутся, мечтая ему отомстить.
Я никак не могла понять, почему, почему это так важно.
Я просто чувствовала, что за всем этим стоит явная ложь, но ткнуть пальцем и показать, где она, эта ложь, пока не могла. Но была уверена: тут что-то не так!
— Но кто бы усомнился, что именно король Ричард велел их убить? Как вы его назвали? Убийца моих близких и мой злейший враг? Зачем же нам в такой ответственный момент вытаскивать на свет божий свои страхи и опасения и сбивать с толку наших людей?
— Никто бы, разумеется, в этом не усомнился, — согласился доктор. — Все было бы ясно: никто, кроме Ричарда, этого сделать не мог. Да и никто другой никакой выгоды от подобного преступления не получил бы.
Охваченная внезапным нетерпением, я вскочила на ноги, задела стол и уронила подсвечник.
— Я вас не понимаю!
Доктор Льюис поднял подсвечник, и пламя запрыгало, отбрасывая на его дружелюбное лицо жуткие тени. На мгновение мне показалось, что сейчас он именно такой, каким его увидела моя Сесилия, когда прибежала ко мне и сообщила, что у наших дверей стоит Смерть. От ужаса у меня перехватило дыхание. Я даже отступила на шаг, а доктор аккуратно поставил свечу и встал, как ему и подобало, поскольку я, вдовствующая королева, уже стояла перед ним.
— Вы можете идти, — добавила я без всякой связи с предыдущей фразой. — Простите, я очень расстроена. Просто не представляю, что и думать. Вы можете идти. Оставьте меня.
— Не дать ли вам снотворное — отвар или пилюлю? Это поможет вам уснуть. Мне очень жаль, что я так огорчил вас.
— Нет, теперь я и так непременно усну. Спасибо, что составили мне компанию. — Я перевела дыхание, отбросила с лица волосы. — И успокоили своими мудрыми словами. Нет, теперь я, право, пришла в себя.
Доктор был явно озадачен.
— Но я ничего особенного вам не сказал…
Я покачала головой. Я просто дождаться не могла, когда же он меня оставит.
— Вы разделили со мной мои тревоги, а это уже акт в высшей степени дружеский.
— Первым делом, прямо с утра, я повидаюсь с леди Маргаритой, поведаю ей о ваших страхах и попрошу направить в Тауэр надежных людей, которые постараются раздобыть более достоверные сведения о ваших мальчиках. Если они живы, мы непременно подберем им достойную охрану и обеспечим безопасность.
— По крайней мере, хоть Ричард в безопасности, — как бы невзначай обронила я.
— В большей безопасности, чем его брат?
Я улыбнулась, как улыбается женщина, владеющая какой-то тайной.
— Ах, доктор! Предположим, у вас есть два редких сокровища, но вы боитесь воров — разве вы положите обе драгоценности в одну шкатулку?
— Так Ричарда в Тауэре нет?! — уточнил доктор еле слышно, но с невероятным напряжением, не сводя с меня своих голубых глаз.
Я приложила палец к губам.
— Тише…
— Но ведь оба мальчика были убиты в постели…
Были ли? Неужели? Почему ты так в этом уверен, Льюис? Я очень старалась, чтобы лицо мое оставалось неподвижным и холодным как мрамор, и доктор наконец отвернулся от меня, потом расшаркался и направился к двери.
— Передайте леди Маргарите, что я умоляю ее направить в Тауэр своих людей и велеть им как следует охранять моего сына, — громко произнесла я вслед. — Как если бы это был ее родной сын.
Доктор еще раз поклонился и исчез за дверью.
Когда дети проснулись, я сообщила им, что больна и останусь в постели. Елизавету, которая все пыталась ко мне проникнуть, я остановила в дверях, объяснив, что мне нужно поспать. Спать мне вовсе не хотелось, я собиралась разобраться в том, что происходит. Стиснув голову руками, я босиком ступала по комнате, чтобы дети не услышали моих шагов, но тщетно напрягала свой ум, пытаясь хоть что-то понять.
Я чувствовала себя совершенно одинокой в этом мире умелых интриганов. Герцог Бекингем и леди Маргарита действовали или сообща, или, по крайней мере, каждый в своих интересах. Но делали вид, что служат мне и являются моими союзниками; впрочем, возможно, они и впрямь были мне верны и я ошибалась, не доверяя им. Мысль моя явно ходила по кругу. Я даже подергала себя за волосы на висках, стараясь причинить боль, словно это могло заставить меня лучше соображать.
Да, я желала зла Ричарду, я наложила заклятие на этого тирана, однако сейчас с его гибелью можно было и подождать. Это он заключил моего мальчика в тюрьму, но вовсе не он распространял слухи о смерти принцев. Он продолжал насильно держать детей в Тауэре, противясь моей и их воле, но не он старался подготовить народ к тому, что принцев уже нет на свете. Да, он захватил трон путем лжи и обмана, отдал титул принца Уэльского своему сыну, но для этого ему вовсе не нужно было убивать моих мальчиков. Он и так поступал по-своему, он и так уже стал победителем и получил все, что хотел, не запятнав свои руки кровью детей, так что сейчас ему тем более ни к чему было убивать Эдуарда. Английский трон Ричард уже занял, теперь ему ничто не угрожало, Тайный совет одобрил его восшествие на престол, парламент тоже, и он в качестве полноправного короля отправился осматривать свои владения, и вся страна радостно его приветствовала. Наверное, Ричард знал, что где-то готовился мятеж — и это моих рук дело, — но не сомневался, что Хауарду удалось этот мятеж подавить. Ричард был уверен, что восставшие теперь никакой опасности не представляют. Значит, ему нужно одно: держать моих сыновей в заключении и добиться от меня признания своего поражения, чего так настойчиво требует от меня и Елизавета.