А птица в ветвях дуба все пела и пела, словно пытаясь сказать, что радости и счастья совсем нетрудно добиться, если действительно этого желаешь.
Белокурый воин подал знак одному из соратников — мужчине чуть старше себя. Тот с готовностью исполнил приказание — обернувшись к войску, прорычал какую-то команду, и все всадники развернули коней и стали съезжать с дороги в тень, под деревья. А сам король — белокурый воин и был королем Эдуардом IV — спрыгнул со своего огромного жеребца и, бросив кому-то поводья, направился прямиком ко мне и моим сыновьям.
А сам король — белокурый воин и был королем Эдуардом IV — спрыгнул со своего огромного жеребца и, бросив кому-то поводья, направился прямиком ко мне и моим сыновьям. Я всегда считала себя довольно высокой, но ему я оказалась по плечо; в нем наверняка было больше шести футов. Мальчишки мои задирали головы и вытягивали шеи, стараясь заглянуть в лицо королю; им он, наверное, казался настоящим великаном. Внешность у Эдуарда IV была на редкость приятной: светлые волосы, серые глаза, открытое загорелое лицо, обаятельная и весьма доброжелательная улыбка. Такого короля Англия еще не видела; про таких людей говорят, что в них нельзя не влюбиться. Смотрел он прямо на меня, словно я знала некую тайну, а ему страшно хотелось ее разгадать; и мне отчего-то казалось, что мы с ним давным-давно знакомы. Я чувствовала, как под его взглядом начинают гореть мои щеки, но глаз от него отвести не могла.
Скромной женщине в нашем мире при общении с мужчиной полагается разглядывать носки своих башмаков, а уж если она о чем-то просит, следует еще и низко поклониться, умоляющим жестом вытянув пред собой руку. Я же гордо выпрямилась и, ужасаясь самой себе, пялилась на короля, словно невежественная крестьянка! Но я действительно не могла оторваться от этих светлых глаз и улыбки. Король, обжигая меня взглядом, спросил:
— Кто ты?
— Ваша милость, это моя мать, леди Елизавета Грей, — вежливо ответил ему мой сын Томас, стаскивая с головы шапку и преклоняя перед королем колено.
Второй мой сын, Ричард, тоже опустился на колено и пробормотал себе под нос:
— Кто это? Неужели король? Правда? Я таких высоких людей никогда в жизни не встречал!
Я села перед королем в глубоком реверансе, по-прежнему не отрывая от него глаз. Мало того, я смотрела на него таким откровенно горячим взглядом, какой женщина может дарить только обожаемому мужчине!
— Встань, — тихо, обращаясь только ко мне, сказал Эдуард. — Так ты, значит, вышла на дорогу, чтобы повидаться со мной?
— Мне нужна ваша помощь, — ответила я.
С огромным трудом я заставила себя произнести хотя бы эти несколько слов. Мне казалось, что не только на него, но и на меня подействовало то любовное зелье, которым моя мать пропитала шарф, ниспадавший с моего высокого головного убора.
— Я овдовела и теперь не могу получить обратно те земли, которые полагались мне в качестве приданого, но были у меня несправедливо отняты. Не могу я получить и вдовью часть своего наследства… — Я запнулась, заметив заинтересованную улыбку Эдуарда, и добавила: — Да, я теперь вдова. И мне совершенно не на что жить.
— Вдова?
— Мой муж, сэр Джон Грей, погиб при Сент-Олбансе, — сообщила я.
Это было все равно что признаться Эдуарду в предательстве и навлечь его проклятие на моих сыновей. Разумеется, Эдуард прекрасно знал имя того, кто командовал вражеской кавалерией. Я закусила губу, но все же не отступилась и продолжила:
— Отец моих сыновей просто исполнял свой воинский долг, ваша милость; он всего лишь остался верен тому человеку, которого считал своим королем. И мои дети ни в чем не виноваты.
— То есть он оставил тебе этих двух мальчиков?
Король улыбнулся и сверху вниз посмотрел на моих сыновей.
— Да, ваше величество, — подтвердила я. — И они главное мое богатство. Этого зовут Ричард Грей, а этого — Томас Грей.
Эдуард кивнул. Мальчики глазели на него, как на чистопородного скакуна, слишком крупного, чтобы у них хватило смелости его приласкать, но вызывавшего восторг, смешанный со страхом. Король снова посмотрел на меня.
— Страшно хочется пить. Ваш дом, надеюсь, где-то неподалеку? — спросил он.
— Да, ваша милость. Для нас было бы большой честью…
Я бросила опасливый взгляд на сопровождавших его гвардейцев, которых было, пожалуй, не меньше сотни.
Эдуард негромко рассмеялся.
— Мои люди могут продолжать путь, — пояснил он. Затем обратился к тому воину средних лет: — Ты, Гастингс, ступай с войском дальше, в Графтон, а я вскоре вас нагоню. Со мной могут остаться Смоллетт и Форбс. Буду примерно через час.
Сэр Уильям Гастингс изучал меня с таким видом, словно я — всего лишь хорошенькая ленточка в корзине бродячего торговца. Впрочем, я глаз не отвела и даже не моргнула, а глядела прямо на него, так что ему в итоге пришлось снять шляпу и поклониться. Затем он отсалютовал королю и отдал войску приказ трогаться.
— Куда же вы направитесь? — осведомился сэр Уильям у короля.
Тот, словно мальчишка, вопросительно на меня посмотрел, а я гордо произнесла:
— В дом моего отца, барона Риверса, сэра Ричарда Вудвилла!
Я прекрасно понимала, что королю известно это имя, поскольку мой отец занимал весьма высокое положение при дворе Ланкастеров, отважно за них сражался и однажды даже лично получил от Йорка тяжкое проклятие, когда кузены схватились за кинжалы и поранили друг друга, а отец вмешался и предотвратил дальнейшее кровопролитие. Вообще-то мы все довольно много знали друг о друге, однако стали понемногу забывать, что и Йорки, и Ланкастеры некогда были верны одному королю — Генриху VI — и лишь потом стали считать друг друга предателями.