— Да, милая, — пообещала я, глядя в ее исполненное сомнений маленькое личико. — Тогда все будет кончено.
Три дня мы находились в осаде, три дня прятались в своей раковине, переживая бесконечные атаки вооруженных жителей Кента и военных кораблей Томаса Невилла. Впрочем, Энтони и наш родственник Генри Бушер, граф Эссекс, вполне успешно эти атаки отражали. С каждым днем в Тауэр прибывало все больше моих родственников и сторонников. Мои сестры с мужьями, жена Энтони, мои бывшие фрейлины и многие другие считали, что Тауэр — самое безопасное место в Лондоне. В итоге Энтони пришлось громогласно объявить, что у нас вполне достаточно солдат и командиров не только для сопротивления любой осаде и отражения любого штурма, но и для перехода в контрнаступление.
— Эдуард сейчас далеко отсюда? — обратилась я к брату.
Энтони, хоть и почувствовал, как я нервничаю, честно ответил:
— Согласно последним сведениям, он в четырех днях пути от Лондона. Это слишком далеко, и мы не хотим рисковать, дожидаясь, пока он сюда доберется. К тому же, на мой взгляд, мы вполне способны справиться и своими силами.
— А если вам это не удастся? — со страхом спросила я.
Энтони рассмеялся.
— Тогда, сестрица моя, тебе придется стать настоящей королевой-воительницей и самой командовать обороной Тауэра! Ничего, думаю, ты сумеешь долго здесь продержаться. Однако сейчас нам совершенно необходимо отогнать мятежников подальше; они не должны ни сжать вокруг Тауэра кольцо осады, ни усилить артиллерийский обстрел, ни — не дай бог, конечно! — как-нибудь прорваться внутрь крепости.
Случись такое, ты почти наверняка погибнешь задолго до того, как Эдуард успеет сюда примчаться.
— Ладно, — мрачно ответила я, — тогда давай веди людей в атаку.
— Вот слова истинной йоркистки! — воскликнул Энтони с поклоном. — Все Йорки — люди кровожадные, ведь родились и выросли на поле боя. Остается надеяться, что, когда мир наконец будет достигнут, Йорки все же не станут просто по привычке убивать друг друга.
— Давай сперва этот мир установим, а уж потом будем тревожиться о том, как братья Йорки могут его нарушить, — заметила я.
На закате Энтони со своим войском приготовился к контратаке. Лондонцы были отлично вооружены и весьма неплохо обучены. Ведь этот город пребывал в состоянии войны целых шестнадцать лет, так что у каждого подмастерья имелось оружие и каждый умел им пользоваться. Люди Кента под командованием Томаса Невилла расположились лагерем близ Тауэра и городских стен, однако все они крепко спали, когда в ночной тиши Энтони со своими людьми неслышно выскользнул из крепости через задние ворота. Я сама придерживала для них створки ворот, и Генри Бушер, выходивший последним, сказал мне:
— А теперь, дорогая моя кузина, запри-ка за нами все засовы, забери детей и уходи в глубь Тауэра, там гораздо безопаснее.
— Нет, я буду ждать здесь, — возразила я. — Если у вас что-то пойдет не так, я смогу быстро открыть ворота и пропустить вас внутрь — и своего брата, и тебя, и всех остальных.
Бушер улыбнулся.
— Надеюсь, этого не потребуется и мы вернемся назад с победой.
— Да поможет вам Бог! — напутствовала я.
Мне действительно следовало бы тщательно закрыть все двери, но я этого не сделала. Я стояла в воротах и смотрела им вслед. Я казалась себе прекрасной королевой из старинной легенды, посылающей своих преданных рыцарей на битву, а затем, подобно ангелу, охраняющей их.
Сперва, в общем, все выглядело вполне мирно. Мой брат с непокрытой головой, в украшенном красивой резьбой нагрудном доспехе и с мечом в руке спокойно направлялся к лагерю противника, за ним следовали его верные друзья и соратники. В лунном свете они и впрямь напоминали странствующих рыцарей. За спиной у них поблескивала река, а над ними раскинулось бескрайнее темное небо. Хотя, как я уже говорила, мятежники и расположились лагерем у стен крепости, но значительная их часть разместилась прямо на узких грязных улочках, выходивших к реке. Это были воины из числа бедноты. Мало у кого из них имелись палатки, большинство улеглось прямо на землю у костров. На улицах близ Тауэра располагалось множество разнообразных пивных и публичных домов, так что по крайней мере половина войска Невилла оказалась вдрызг пьяна. Отряд Энтони бесшумно разделился на три части, мой брат что-то шепотом приказал им, и картина разом переменилась: лондонцы надели на головы шлемы, опустили забрала, выхватили из ножен мечи, подняли тяжеленные булавы и в мгновение ока превратились из простых смертных в рыцарей, закованных в металл.
Стоя в воротах крепости и глядя на это, я непонятным образом почувствовала, что с ними произошли и некие внутренние перемены. И хотя именно я послала этих людей на битву, хотя сейчас они защищали именно меня, мне вдруг стало страшно, возникло такое ощущение, будто вот-вот случится нечто ужасное и кровавое. «Нет!» — пробормотала я и подняла руку, словно собираясь остановить их как раз в тот момент, когда они ринулись вперед, размахивая мечами и боевыми топорами.
Люди, спавшие в лагере и на улицах, испуганно вскрикивали и пытались подняться, но тут же получали удар мечом в сердце или топором по голове. Судя по всему, они даже дозорных не выставили, и некому было предупредить их об опасности, а потому они пробуждались от сладких грез о победе и скором возвращении домой навстречу холодным клинкам и мучительной смерти.
Судя по всему, они даже дозорных не выставили, и некому было предупредить их об опасности, а потому они пробуждались от сладких грез о победе и скором возвращении домой навстречу холодным клинкам и мучительной смерти. Задремавшие часовые, проснувшись, пытались пронзительными голосами поднять тревогу, но тут же замолкали, получая удар кинжалом прямо в глотку. Ошалев от страха, воины Невилла стали разбегаться. Один спросонок угодил прямо в горящий костер, сильно обжегся и дико взвыл от боли, но никто и не подумал остановиться и помочь ему. Люди Энтони ногами раскидывали горящие головни, и несколько ближайших палаток, а также постели тех, кто спал прямо на земле, загорелись. Лошади в ужасе пятились, вставали на дыбы и громко ржали, поскольку стали вспыхивать висевшие у них на шее торбы с овсом. Теперь уже весь лагерь проснулся и был охвачен паникой. Люди Энтони шли по нему, точно безмолвные убийцы, и закалывали даже тех, кто лежал ничком на земле или старался незаметно отползти в сторону; некоторые из них и проснуться толком не успели. Тех же, кто пытался встать, толкали обратно на землю и вспарывали им, безоружным, животы, а тому, кто тянулся к своему мечу, дубинкой раскраивали голову. Войско мятежников, явившихся из Кента, было действительно застигнуто врасплох. Те, кому удалось остаться в живых, хватали свои пожитки и бросались наутек. Они будили спящих на узких улочках близ Тауэра, и кое-кто из них устремлялся с оружием в руках к месту схватки, точнее, побоища. Воины Энтони тут же с грозным ревом обрушивали на них свои уже покрасневшие от крови мечи, и мятежники, по большей части обычные деревенские парни, тут же разворачивались и кидались прочь.
Наши войска хотели преследовать беглецов, но Энтони остановил их, не желая оставлять Тауэр без защиты. Одному из отрядов он приказал идти к причалам и захватить корабли Невилла, а остальным велел немедленно вернуться в Тауэр. Громкие голоса возбужденных схваткой лондонцев были отчетливо слышны в холодном утреннем воздухе. Они перекликались и во все горло рассказывали друг другу о том, как кого-то закололи кинжалом прямо во сне, как отрубили голову какой-то женщине, едва успевшей перевернуться с боку на бок, как лошадь сломала себе шею, испуганно пятясь от огня…