Ну да! А потом и английский трон захватит. Он ведь больше и не скрывает, что намерен сражаться отнюдь не во имя справедливости и не за права принца Эдуарда — законного наследника престола.
На это в следующем письме Томас возразил:
Да, Генрих Тюдор борется не за кого-то другого, а за себя самого и не скрывает этого; возможно, он поступал так всегда и намерен поступать и впредь. Однако же он, принц Генрих, как он сам себя называет, планирует вернуть английскую корону дому Йорков, женившись на нашей Елизавете и сделав ее королевой Англии, а значит, их сын уж точно станет полноправным королем. Твой сын Эдуард действительно должен был взойти на престол. Но и твоя дочь еще вполне может стать английской королевой. Так, может, я с твоего разрешения скажу Генриху, что Елизавета выйдет за него, если он сумеет победить Ричарда? Тогда вся наша семья и ближайшее окружение оказались бы на стороне Тюдора. Потому что сейчас я легко могу себе представить, какое жалкое будущее ожидает тебя и моих сводных сестер, пока этот узурпатор Ричард сидит на троне, а ты прячешься в убежище.
Я ответила так:
Передай Генриху, что я по-прежнему верна слову, которое дала его матери, леди Маргарите. Елизавета станет его женой, если он победит Ричарда и захватит английский трон. И пусть Йорки и Ланкастеры наконец объединятся, пусть наконец закончатся эти войны.
Затем, подумав, я добавила еще строчку:
Спроси Генриха, не знает ли его мать, что все-таки случилось с моим сыном Эдуардом.
ДЕКАБРЬ 1483 ГОДА
Я ждала зимнего солнцестояния, ждала самой темной ночи в году. В самый глухой полуночный час я взяла свечу, набросила на теплое зимнее платье плащ и постучала в комнату Елизаветы.
— Я иду, — сообщила я ей. — Хочешь со мной?
И увидела, что дочь совершенно готова и в руках тоже держит свечу. Теплый плащ с капюшоном скрывал ее светлые волосы.
— Разумеется, — отозвалась Елизавета. — Это ведь и моя утрата. Я тоже хочу отомстить. Те, кто убил моего брата, поставили меня на одну ступень ближе к трону, зато на одну ступень дальше от той жизни, которую я могла и мечтала вести. К тому же из-за них я подвергаюсь большой опасности. Мне определенно не за что их благодарить. А как одинок и беззащитен был мой брат, когда они его забрали, разлучив его с нами! У тех, кто убил Эдуарда, а вместе с ним и того бедного пажа-подменыша, сердце, наверное, из камня. Кто бы это ни был, он заслужил проклятие. И я прокляну его.
— Не его. Проклятие падет на его сына, — предупредила я свою дочь, — и на его внука. Оно положит конец всей мужской линии в его роду.
В свете свечи глаза Елизаветы блеснули зеленым, как у кошки.
— Что ж, значит, так тому и быть, — заключила она, в точности как делала ее бабка Жакетта, когда кого-то проклинала или благословляла.
Я пошла вперед. Миновав безмолвную крипту, мы спустились по каменной лестнице в катакомбы, затем еще ниже. Наконец скользкие как лед ступени привели нас к речным воротам, о которые тихо плескалась речная вода.
Елизавета отперла железную калитку. Вода стояла высоко, на отметке зимнего паводка, и казалась темной и блестящей как стекло, однако течение было довольно быстрым.
Елизавета отперла железную калитку. Вода стояла высоко, на отметке зимнего паводка, и казалась темной и блестящей как стекло, однако течение было довольно быстрым. Впрочем, это не шло ни в какое сравнение с тем наводнением, которое мы с Елизаветой вызвали, желая удержать Бекингема и Тюдора вдали от Лондона. Хотя если бы в ту ночь я знала, что кто-то явился к моему сыну убить его или похитить, то, несмотря на наводнение, взяла бы лодку и поплыла к нему. Да я бы и на дно морское опустилась, лишь бы его спасти!
— Как мы это сделаем? — осведомилась Елизавета, дрожа от холода и страха.
— Делать мы ничего не будем, — пояснила я. — Мы просто обо всем расскажем Мелюзине. Она наша прародительница, поводырь, она поймет нас и почувствует, как велико наше горе. Она найдет того, кто забрал нашего принца и наследника престола, и в отместку заберет его сына.
Я достала из кармана листок бумаги, развернула его и протянула дочери.
— Читай вслух, — велела я.
И подняла повыше обе свечи, освещая листок. Дочь стала читать, обращаясь к быстро бегущей воде:
— «Узнай же, о Мелюзина: наш сын Эдуард был пленен и заточен в лондонский Тауэр по злодейскому распоряжению его родного дяди, которого ныне называют королем Ричардом Третьим. Узнай также, что мы послали своему мальчику товарища, бедного пажа, выдав его за нашего второго сына, Ричарда, а самого Ричарда благополучно отослали во Фландрию, где он теперь и живет на реке Шельде, охраняемый тобою. Узнай также, что некто, нам неизвестный, то ли выкрал нашего сына и брата Эдуарда из Тауэра, то ли убил его во сне, и нам более ничего не известно о его судьбе. О, Мелюзина! Мы нигде не можем найти нашего мальчика, нам не отдали даже его тела. Мы не ведаем, кто его убийца, и не можем подвергнуть преступника справедливому наказанию. Если же наш Эдуард все-таки жив, мы не представляем, где его искать и как вернуть домой».
В этом месте голос Елизаветы чуть дрогнул, а мне пришлось до боли вдавить ногти в ладони, чтобы сдержать плач.