Не знаю, к каким выводам придешь ты, а мне его история показалась весьма подозрительной. Да еще и с этаким неприятным душком.
Прочитав послание Томаса, я тут же бросила его в огонь, жарко горевший в камине, затем взяла перо, очинила его, погрызла верхушку и написала сыну следующее:
Совершенно с тобой согласна. Наверняка к убийству моего сына причастны и сам Генрих Тюдор, и его союзники. Иначе откуда ему известно, что мальчики погибли и как именно их умертвили? Ричард собирается в этом месяце дать нам свободу. Постарайся поскорее расстаться с Тюдором, этим очередным претендентом на престол, и возвращайся домой.
Постарайся поскорее расстаться с Тюдором, этим очередным претендентом на престол, и возвращайся домой. Ричард тебя простит, и мы сможем наконец жить все вместе. Какие бы клятвы ни давал в церкви Генрих, сколько бы людей ни присягали ему на верность, Елизавета никогда не выйдет замуж за убийцу ее братьев, а если убийца действительно он, мое проклятие падет не только на него, но и на его сына и внука. Ни один из сыновей Генриха Тюдора не доживет до совершеннолетия, если это Генрих приложил руку к убийству моего сына.
После рождественских каникул и праздника Двенадцатой ночи в Лондон вернулись члены парламента, и я получила весьма неприятное известие, что в угоду королю Ричарду III они признали мой брак с Эдуардом недействительным, превратив меня, таким образом, в шлюху, а моих детей сделав ублюдками. Ричард, собственно, объявил об этом гораздо раньше, и, разумеется, никто с ним спорить не стал. Только теперь это превратилось в законное постановление парламента, члены которого, точно послушные дети, лишь согласно покивали королю головами.
Я не стала выдвигать никаких возражений и не велела никому из моих друзей опротестовывать это решение и защищать нас. Это стало первым шагом по вызволению нас из той тюрьмы, в которую превратилось убежище, и первым шагом к тому, чтобы стать, по выражению Елизаветы, «обычной семьей». Если, согласно закону Англии, я всего лишь вдова сэра Ричарда Грея и бывшая любовница бывшего короля, если, согласно этому закону, мои дети рождены вне брака и являются плодом вульгарного адюльтера, то никакой особой ценности мы, разумеется, не представляем, живые или мертвые, в тюрьме или на воле. А значит, не имеет никакого значения, где мы в данный момент находимся и чем занимаемся. Уже одного этого было достаточно для обеспечения нам свободы.
Впрочем, куда более важно, что, как только мы начнем тихо жить в каком-нибудь частном доме, мой мальчик, мой маленький Ричард, снова будет с нами вместе. Я думала об этом, хотя вслух не говорила даже с Елизаветой. Раз уж нас лишили принадлежности к королевскому роду, мой сын сможет ко мне вернуться. Раз он больше уже не принц, я смогу получить его обратно! Все последнее время он считался обыкновенным мальчиком Питером из небогатой семьи, проживающей в Турне. Вот пусть он, этот Питер, теперь и приедет ко мне в гости. Пусть поселится у нас в Графтоне в качестве любимого пажа и станет моим постоянным спутником, подарив хоть немного радости моему сердцу.
МАРТ 1484 ГОДА
Наконец я получила письмо от леди Маргариты. Долгое время я гадала, придет ли мне когда-нибудь послание от моей «дорогой подруги и верной союзницы». Штурм Тауэра, который готовила именно она, самым жалким образом провалился. А теперь ее сын трезвонил повсюду, что мои сыновья убиты, и заявлял при этом, что обстоятельства их гибели и место их захоронения известны одной лишь его матери. Мятеж, который также готовила Маргарита, завершился полным поражением, что вызвало у меня немало подозрений. И как ни странно, ее супруг по-прежнему пребывал в большом фаворе у короля Ричарда, хотя все прекрасно представляли, какую роль в неудавшемся восстании сыграла его жена. Что до меня, то я уже не сомневалась: леди Маргарита весьма ненадежный друг и сомнительный союзник. Она великолепно умела создать впечатление, будто знает все на свете, но ни к чему вроде бы не причастна, а потому всегда оставалась безнаказанной.
Маргарита писала, что не имела ни малейшей возможности связаться со мной — ни писать мне, ни посетить меня она не могла, поскольку ее супруг, лорд Стэнли, «самым жестоким образом» посадил ее под арест, честно исполняя приказ своего друга, короля Ричарда, за которого стоял горой во время недавнего мятежа. Оказывается, сын лорда Стэнли, лорд Стрендж, собрал небольшое войско в поддержку короля, то есть все слухи о том, что он якобы выступал в поддержку Генриха Тюдора, ложны.
Его верность королю никогда не подвергалась сомнению. У меня, впрочем, нашлось бы немало свидетелей того, что агенты леди Маргариты так и сновали между Бретанью и Англией, дабы обеспечить ее сыну Генриху Тюдору возможность предъявить свои права на королевский трон. У меня также имелись шпионы, способные подтвердить, что именно епископ Мортон, великий друг и советчик леди Маргариты, убедил герцога Бекингема пойти против собственного государя. А кое-кто готов был поклясться, что Маргарита заключила со мной соглашение о браке моей дочери Елизаветы и ее сына Генриха Тюдора; кстати, доказательством этому служил и рождественский праздник в Реннском соборе, во время которого Генрих Тюдор громогласно объявил, что женится на моей дочери и непременно станет королем Англии, после чего вся его свита — в том числе и мой сын Томас Грей — принесла ему присягу верности, преклонив колена.
Я могла себе вообразить, сколько усилий потратил лорд Стэнли, супруг леди Маргарита, как быстро и горячо говорил, убеждая встревоженного монарха, что, хоть его жена и является вдохновительницей заговора и мятежа, сам-то он никогда и мысли не допускал о воцарении его пасынка на троне. Что он даже не думал о тех преимуществах, которые могли быть с этим связаны. Впрочем, Ричарда, судя по всему, удалось успокоить. И Стэнли со своим девизом «Sans changer» по-прежнему оставался у короля в фаворе, а вот его жене Маргарите пришлось сидеть взаперти в собственном доме. К ней не допускали никого из верных слуг; ей также запрещена была любая переписка или отправка с гонцами устных посланий — в первую очередь, разумеется, ее собственному сыну. Леди Маргариту также лишили наследства и всех ее земельных владений. Впрочем, эти богатства были переданы ее супругу на том условии, что он глаз не спустит с жены.