— Здесь хорошо,- сказала женщина, расстегнула сумку, вытащила синюю, с влажными пятнами подстилку и расстелила на траве.
— Ну? — Она подошла к Кошатнику вплотную, так что он учуял ее запах, провела пальцами по шее, груди, плечам… — Да убери ты эту штуку,- проговорила она низким, волнующим голосом, дотронувшись до ножа.- Ты же такой сильный! — Ее пальцы легонько сжали бицепс Кошатника.
Кошатник никогда не думал, что он — сильный. То есть, конечно, не задохлик, но… А тут он и впрямь почувствовал себя здоровяком. Тем более, что женщина оказалась чуточку ниже его ростом.
Она завела руку себе за спину, прижалась к Кошатнику большими, мягкими, почему-то прохладными грудями, а другой рукой вынула у него из пальцев нож — Кошатник не сопротивлялся — и отбросила подальше. Это был критический момент. Если сейчас она попробует ударить его коленом в пах или…
— Глупый,- прошептала женщина.- Ну что ты напрягся? В первый раз, да?
Кошатник не был девственником, вовсе нет! Но почему-то почувствовал себя так неуверенно, словно и впрямь…
Женщина неторопливо, но быстро распутала его опояску, расстегнула брюки…
Кошатник снова напрягся. Он был готов в любой момент…
Женщина сделала шаг назад и сняла трусики.
— Я готова,- опустив глаза, проговорила она.
Кошатник встрепенулся, мгновенно избавился от одежды и схватил ее. Они опрокинулись на покрывало. Кошатник даже опомниться не успел, как оказался у нее внутри. Это было — как острый узкий нож входит в мягкий живот — легко и скользко — и тут же увязает в отвердевших от боли мышцах. Кошатник дернулся всего раза три, почувствовал, как ее рука легонько сжала мошонку,- и кончил. Кончив же, попытался выйти, но женщина его не пустила.
— Нет, нет,- хрипло проговорила она, с силой прижав ладонь к его ягодице.- Останься!
Кошатник послушался. Он чувствовал, как внутри у нее что-то пульсирует, то сжимая его, то отпуская. Еще она чуточку, совсем чуточку двигала тазом, одна рука ее с силой мяла ягодицы Кошатника, другая нежно массировала промежность, играла яичками. Секунд тридцать Кошатник лежал, глядя на ее большое ухо с дырочкой от сережки. Секунд тридцать, не больше, а потом он снова воспрял и активно включился в процесс. Женщина как будто чувствовала его, и все было совсем не так, как обычно бывало у Кошатника.
Женщина как будто чувствовала его, и все было совсем не так, как обычно бывало у Кошатника. Раньше он понимал это дело так: кончил и быстро свалил. И так же смотрели на это его редкие добровольные подруги вроде Джейны. Те или старались сами словить кайф, да побыстрее, или терпеливо ждали, когда Кошатник, наконец, опорожнится и можно будет заняться другими делами.
А эта женщина как будто вела его, медленно, но уверенно, вверх. Все круче и круче. И она, Кошатник чувствовал, старалась для него, очень старалась, чтобы ему было хорошо, чтобы он не просто излился, а рванул, как атомная бомба, чтобы мозги и внутренности расплавились и взорвались и разлетелись по веткам! И он рванул, как Хиросима! Рухнул, как Ниагарский водопад! И заорал, как Джейна, когда ее, под зельем, драли всем Кругом на могильной плите!
На этот раз он свалился с нее, как пустой мешок. Отпал и распластался на спине, опустошенный и охрененно счастливый! Никогда, ни под травой, ни под кайфами, ни даже под хитрой Колькиной дурью Кошатник не ловил таких убойных кайфов.
Он лежал и глядел меж крон деревьев на синее небо, а небо прыгало то вверх, то вниз, и качалось, словно он всосал не бутылку пива, а пузырь водяры. А женщина возилась над ним, гладила его и ласкала, везде и всюду, и ворковала что-то про маленькую морковочку, которую она сделает большим-большим баклажанчиком, и всякие другие глупости, а Кошатник чувствовал себя персидским шахом или каким-нибудь султаном Аладдином, охрененно крутым мужиком, в общем. И так было довольно долго, а может, и не долго, но в итоге у Кошатника опять поднялся шлагбаум, но на этот раз он и пальцем не шевельнул: лежал на спине, раскинув худые руки и глядел, как эта колдунья усаживается на него и начинает свой блядский танец.
А она точно была колдунья, потому что Кошатник видел ее как бы двумя разными видами. Одним — некрасивую тетку с широким лицом и волосатой, как гусеница, родинкой на подбородке, с большими висячими сиськами, грубым шрамом на животе и пальцами, короткими, как школьные сосиски. А другим взглядом он видел потрясающе красивую женщину, пляшущую, как дикая амазонка, и руки у нее — крылья и чародейство; и он видел, как она ловит свой кайф, от которого у нее едет крыша, и она такая же, как Кошатник, а вовсе не на десять лет старше, и от его кайфов она тоже тащится в полный рост, а когда он кончил, а она застонала и рухнула ему на грудь, Кошатник улыбался широко и счастливо, еще счастливее, чем полчаса назад.
Она лежала на нем, потная и горячая. Кошатнику было жарко и тяжело, но он и не подумал ее скинуть.
— Ох,- прошептала она, уткнувшись носом ему в шею.- Ты меня затрахал совсем…
Кошатник молчал, только улыбался еще шире.
— Тебя, кстати, как зовут?
«Кошатник!» — чуть не вырвалось у него. Но его кличка была тут совсем не к месту.