— Мне об этом ничего не известно,- отрезал Мучников.- В Ландышеве я не был уже две недели. Вы уверены, что с домом все в порядке? — Нервное постукивание перстнем по столу.- А почему, собственно, товарищ капитан, эту жалобу соседей рассматриваете вы, а не тамошнее районное отделение?
— По месту жительства,- тут же ответил Онищенко.
— Но я же прописан не в вашем районе.
— Вас это беспокоит, Николай Иванович? — Онищенко поглядел на руку Мучникова, и тот, спохватившись, перестал стучать, достал из внутреннего кармана черную расческу на ручке, провел несколько раз по волосам.
— Я спрашиваю, это вас беспокоит? — повторил опер.
— Нет. Но довольно странно… — Мучников спрятал расческу в карман. Онищенко успел заметить на ней золотую готическую надпись.
— Ничего странного,- возразил опер.- Рассматриваем по месту жительства подавшего заявление. Значит, Николай Иванович, вы ничего не хотите больше сообщить?
— О чем?
— О событиях, имевших место на вашем участке?
— Если там имели место какие-либо события, то мне о них ничего не известно! — отчеканил Мучников.
— Ну и хорошо,- благодушно кивнул Онищенко.- Тогда ознакомьтесь и подпишите.
Мучников прочитал, посмотрел на опера.
— Есть возражения по тексту? — спросил Онищенко.
— Слово «посторонним» пишется с тремя «о».
— Исправьте,- разрешил Онищенко.- Других возражений нет?
— Других нет.
— Тогда напишите «С моих слов записано верно, мною прочитано» и распишитесь. Вот и все. Благодарю за помощь, Николай Иванович. Всего хорошего!
Про дерн Онищенко ничего не сказал. И про свечку тоже. Всему свое время.
Сняв телефонную трубку, он набрал номер Логутенкова:
— Генадьич? Это Онищенко. Ты на месте? Тогда жди, я подъеду.
В кабинете Логутенкова сидела пожилая женщина.
— Мне подождать? — спросил опер.
— Останься, мы уже закончили.
Через минуту женщина покинула кабинет, а «важняк» полез за сигаретами.
— Дима мне намекнул, что вы кое-что нашли.
— Сказал — что?
— Про дерн сказал. И как вы, вурдалаки, обрадовались, когда решили, что захоронку обнаружили.- Логутенков улыбнулся.- А про остальное — ничего. Тебя ждал.
— Так зови его.
— Он в больницу уехал. За заключением паталогоанатома по одному делу. Кстати, уже давно должен был вернуться.
Кстати, уже давно должен был вернуться.
— Ну тогда с этим подождем,- сказал Онищенко.- Я сегодня с владельцем дачи беседовал.
— Так быстро?
— Домой ему позвонил,- пояснил Онищенко.- Вежливо попросил подъехать. Ну он не стал откладывать как законопослушный гражданин.
— Так уж и законопослушный?
— В указанное время, говорит, находился в Финляндии.
— Не врет?
— А смысл? Проверить же — как два пальца.
— А как он вообще?
— Вообще… — Онищенко задумался.- Ничего не могу сказать. Акккуратный очень. В словах. С процедурой нашей знаком. Я ему сказал, что заяву соседей проверяю, так он спросил: почему я, а не по территориальности?
— И что ты ответил?
— Сказал: по месту жительства соседа. Мол, тот послал нам по почте.
— Может, лучше было Шилова попросить?
— Ничего. Если он — чистый, то не важно. А если нет — не имеет значения. Я его все равно насторожил. Да, Генадьич, перстень у него приметный. Крест нерусский, змея и звезда шестиконечная. А по паспорту не еврей и рожей тоже не похож. Хотя чернявый…
— Шестиконечная звезда, голубь, не национальный признак, а символ, к твоему сведению. Ну-ка опиши этот перстенек подробнее.
— Я лучше нарисую. Дай бумажку.
Онищенко извлек ручку и по памяти, но с большой точностью изобразил мучниковский пестень.
— Ага,- сказал удовлетворенно Логутенков, поглядев на рисунок.- Египетский крест в шестиконечной звезде и все это в обрамлении пожирающей хвост змеи. Типичная, Паша, оккультная символика. Часто еще свастику по контуру изображают. Не было свастики?
— Не было. А откуда ты, Генадьич, такой умный?
— Да уж поумнее некоторых оперуполномоченных. А если без шуток, ты спрашивал у господина Кренова, чем их комиссия, а в частности, мой друг Суржин занимается?
— Спрашивал. Но их депутатство от ответа уклонились. И чем же?
— Как раз этим самым. Ритуалами, связанными с человеческими жертвоприношениями. Вот от Степы я этой символики и набрался. Собственно, он сам меня и ориентировал, а я с ним делился… кое-какими материалами.
— Значит, Суржин занимался сатанистами.
— В основном.
— Тогда непонятно, почему он один, как дурак, поперся прямо к ним в зубы? Они ведь запросто могли его грохнуть? Какие-то странные методы для серьезного человека!
— Странные,- согласился Логутенков.- Степа ведь не дурак. И бывший мент к тому же. Полезть вот так, нахрапом, без подготовки — не в его стиле.
— Тогда что же?
— Будем думать. А вот и Дима!
Жаров вошел в кабинет и положил на стол папку.
— Что так долго, Дима? До больницы езды пятнадцать минут. Были проблемы?
— Проблема одна,- ответил Жаров.- У меня ночью машину разули. Все четыре колеса. Обидно. Месяц как новую резину поставил. Так что не ездить нам больше с вами, товарищ капитан. По крайней мере в ближайшее время.
— Ну это мы поглядим,- сказал Онищенко.- А пока давай порадуем товарища следователя по особо важным делам нашими находками! — Он вынул их кармана два полиэтиленовых пакетика.