Онищенко проявился через час. Как всегда, с новостями.
— У Светланы Куролестовой имелся дружок, некто Станислав Плятковский,- сообщил опер. — Ни в чем предосудительном не замечен, как сказал участковый. Если не считать того, что закосил весенний призыв. Родители его прикрывают, говорят: не пропал, просто приходит и уходит, когда захочет. Им не докладывает. И вздыхают так скорбно: современная, мол, молодежь. Отрыжка дерьмократии.
— А что за семья? — спросил Логутенков.
— Обычная,- Онищенко пожал плечами.- Отец — водитель троллейбуса, мать — повар в кондитерской. У мужа есть дочь от первого брака, но у матери сын — единственный. Понятно, не хочется ей, чтобы парня куда-нибудь в Чечню заслали. Сами, кстати, жириновцы.
— Это к делу не относится,- молвил Логутенков,- а уклониста надо бы тебе, Паша, поискать. Света Куролестова у нас — самая крепкая ниточка.
— Если жива,- уточнил Онищенко.
— Ну, дружок ее, скорее всего, живой. Это он ее в сатанисты сагитировал?
— Он.
— Надо найти. Давай, Паша, оперативным путем попробуй поработать. С «барабанами».
— С «барабанами» — трудно,- вздохнул опер.- Это же другой контингент. Наблюдение бы за квартирой организовать, а, Генадьич? Попросим?
— Попросить-то мы можем, да только пошлют нас, Паша. Кто он, этот Плятковский? Так, косвенный свидетель. Может, кто из соседей поможет? Участкового попроси. Подумай сам, Паша. Я в тебя верю!
— Вера — это хорошо,- опять вздохнул Онищенко.
— И вот что еще,- произнес Логутенков.- Ты бы пробил по своим каналам этого продюсера.
— Мучникова?
— Его, болезного. Где, кем состоит, по связям, компромат поищи, финансы-кредиты… В общем, не мне тебя учить.
— Сделаем,- кивнул Онищенко, уже прикидывая, у кого есть нужные базы.- Это проще. Генадьич, ты как, очень занят? Надо бы на квартиру Суржина съездить, осмотр провести…
— Поехали! — решительно сказал следователь.
— Ты вляпался,- сказал Дефер.
Чтобы признать в нем Жреца, сатаниста, посвященного в Настоящие Таинства, принесшего Господину не одну совершенную дюжину жизней, нужно было обладать изрядным воображением. Толстяк в черной майке и таких же черных шортах. Светлый ежик на круглой голове, серебряная цепь на шее, на цепи массивный крест из старинного темного серебра. На тугих щеках — жизнерадостный румянец любителя пива. Если не приглядываться, типичный образчик новоруса. С поправкой на цвет металла. А даже если и приглядеться… Серебро вместо золота, ну и что? Ну, крест не совсем обычный, замкнутый окружностью… Мало ли какие у богатых прибамбасы? Слыхали анекдот о том, как банкир крест заказывал в Париже? У лучшего ювелира. «Во-от такой! Короче, шоб триста грамм чистого золота! И во-от такие брюлики!» Сделали, показали. Заказчик взвесил, одобрил: нормально. «Токо ты, это, гимнаста убери! На хера мне гимнаст?»
В общем, кружок и кружок. И буковки на нем нерусские. Так и на распятии они тоже не русские, а греческие. Мало кому известно, что металлический круг — знак отрицания. Например, любимый значок хиппи, общеизвестный «пацифик»: «самолетик» в окружности. Символ мира. А без круга превращается в известную каждому сатанисту руну смерти.
— Ты вляпался,- сказал Жрец Николаю.- Порядок помнишь? Попал — сотрись!
Николай побледнел:
— Дефер! — проговорил он неуверенно.- Но это же для быдла…
— Велю — станешь быдлом! — жестко произнес Жрец.
К скамейке подкатился разноцветный мячик, а следом за ним — малыш лет двух. Дефер поднял мячик и подбросил его вверх. Ребенок засмеялся и побежал обратно.
— Некрещеный,- сказал жрец.- И жирненький.
И улыбнулся матери малыша, поймавшей мяч. Женщина наклонилась, подала ребенку мячик. Николай уставился на ее загорелые ляжки.
— Хочешь опять стать быдлом, Коля? — участливо спросил Дефер.
Николай вмиг забыл о женщине. Во рту как-то сразу пересохло.
Жрец не должен был звать его по имени. Что это? Знак расположения? Или — желание унизить?
— Ты попал, Коля,- тем же заботливым тоном проговорил жрец.- Сам попал и брата нашего подвел. Его уже милиция дергала. Это, Коля, большой проступок.
— Я исправлю,- пробормотал тот, уже чувствуя животом жертвенный нож.
Дефер прав: Сворда Николай подвел. И не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: Круг сотрет шестерых таких, как Николай, чтобы обелить Сворда.
— Собственно, тебя уже давно бы вычеркнули, Коля,- сказал Жрец.- Если бы не одна деталь… — тут он сделал паузу, чтобы прикурить. Николай ждал, не смея даже дышать.- Да,- продолжал Дефер.- Одна немаленькая деталь. Ты оказал услугу Господину. И всем нам.
— Да,- хрипло пробормотал Николай.- Я убил его, как положено…
— Глупости! — Молодой ротвейлер подбежал к скамейке, ткнулся толстяку в колени мокрой мордой. Дефер почесал псу лоб. Животные и дети сами тянулись к Жрецу. Так проявлялась дарованная Господином Сила.
Так проявлялась дарованная Господином Сила. А Господин — не христианский боженька. Он ничего не дает за так.- Ерунда! Тебе повезло не в том, как ты убил, а в том — кого! Ты убил не просто дурня с пистолетом… Где он, кстати?
— Пистолет? Я его выкинул.
— Правильно. Так вот, Коленька: тебе очень повезло. Ты убил Врага!
Теплая волна омыла Николая. Он расправил плечи, улыбнулся…