— Жаль,- вздохнул Онищенко.- Слышь, бать, ты как насчет выпить?
Дедок глянул на часы:
— В три дочка придет,- озабоченно сказал он.
— А мы быстренько,- обнадежил опер, доставая бутылку.- Закусочки сваргань.
— Это мигом! — обрадовался дед.
Через полчаса они уже говорили по душам, а через час Онищенко уже знал, что квартиру дедок снимал не для себя (это, впрочем, сразу было понятно), а для друга внука. За что друг внука отстегнул дедушке прибавку к пенсии. Звали друга Николай. Более подробную информацию можно получить от внука. Когда тот вернется из Европы. Музыкант, понимаешь! На фестиваль поехал.
В родной отдел Онищенко возвращался с большой аккуратностью. Все же стакан водки во лбу. «Ниву», чтоб не светить, запарковал за углом.
— Паша, тебя Артиллерист искал,- сообщил сосед по кабинету, Ваня Маков.
— В каком состоянии?
— В кипящем.
— Иду.- Онищенко энергично размолол зубами мятную конфетку и двинул «на ковер».
— По Финчику у тебя что? — сходу спросил майор.- Срок — послезавтра.
— Да все,- ответил опер.- Нашелся Финчик. С дружком в деревню ездили.
Майор кивнул.
— А по Суржину? Когда будет рапорт?
— По Суржину хуже,- вздохнул в сторону Онищенко.- Пусть убойщики подключаются.
— Так пиши! — недовольно проворчал начальник.- Депутат твой звонил. Интересовался. Съездил бы к нему, побеседовал.
— Да на хрен он нужен? — буркнул Онищенко.- Показать все равно ничего не может.
— Намекал, что может. Съезди, Пал Ефимыч, не ленись!
— Это что, приказ? — прищурился Онищенко.
— Рекомендация.- Начальник старательно отводил глаза.
Онищенко терпеть не мог политизированное начальство. И не собирался это скрывать.
— Надо съездить, Павел Ефимыч! — строго сказал Артиллерист.- Кренов и наш генерал — вот так! — Он сцепил пальцы.- Мне уже намекнули, чтоб никому ни звука. Если что в прессу просочится — смотри!
— Если и просочится, то не от меня, а от них самих! — отрезал опер.
— Я тебя предупредил,- строго сказал майор.- А к депутату съезди. Помочь, может, он и не поможет, а помешать — еще как может! Ты ж не вчера родился, Павел Ефимыч. Неужели не хочешь свои четыре звезды сменить на одну, но побольше?
Онищенко дипломатично промолчал.
— Ну иди,- сказал начальник.- Работай.
Делать нечего, поехал старший оперуполномоченный Онищенко к депутату Кренову.
— Ну иди,- сказал начальник.- Работай.
Делать нечего, поехал старший оперуполномоченный Онищенко к депутату Кренову.
И опять депутат не заставил его париться в приемной. Только появился — предупредительная секретарша немедленно сообщила народному избраннику. И народный избранник в полминуты выпроводил из кабинета очередного посетителя, холеного господина в золотых фирменных очечках и костюмчике под штуку баксов и вне всякой очереди, лично, пригласил в кабинет рядового мента в китайском свитере и гонконгских штанах.
— Кофе, чай, коньяк? — обходительно осведомился депутат.
— Коньяк,- не чинясь, ответил Онищенко.
Принесли коньяк в крохотной рюмочке. И кофе в такой же чашечке, с прозрачным, как бумага, ломтиком лимона.
Заботливый депутат поинтересовался милицейским житьем-бытьем, посетовал на недостаток финансирования, социальные трудности… Сочувствовал, одним словом. Причем так сочувствовал, что возникало впечатление: дай господину депутату волю — и все исправится. Верилось с трудом, но тем не менее обаяние политика растопило неприязнь мента, и когда дело дошло до конкретных вопросов, Онищенко рассказал значительно больше, чем собирался. Выйдя из бывшего института благородных девиц на свежий воздух, опер встряхнулся и прикинул, какую информацию он получил взамен. Получалось, никакой. Но от разговора все равно осталось приятное ощущение. Как после хорошего перетраха.
Вернувшись в отдел, Онищенко написал рапорт и, приложив к материалу, отдал начальнику. Затем с чувством исполненного долга отправился обедать.
Всю вторую половину дня опер занимался делами, ни к Суржину, ни к Куролестовым отношения не имеющими. А вот завтра он рассчитывал вплотную заняться загадочным Николаем. Однако на утренней «сходке» начальник его порадовал: пришел телетайп с сообщением о задержании в дружественной Белоруссии находившегося в розыске преступника. Фамилия преступника была Дьячков, и в розыск его подавал не кто иной, как Онищенко. Два года назад.
— Ты подавал, ты и поедешь,- решил начальник.- Оформляйся и отправляйся. Я уже подтвердил высылку конвоя.
Глава двадцать четвертая
Светка сидела на топчане и разглядывала себя в осколок зеркала. Сегодня ей наконец дали помыться. Этот подвал был получше других. В нем стояли какие-то здоровенные страшноватые машины, зато имелся топчанчик, стулья, даже телефон. И комната с душем. Светку привезли сюда вчера ночью. Кошатник куском проволоки вскрыл замок. Потом его послали за водкой. Нажрались все, кроме Светки. Она отказалась, а насильно в нее вливать не стали. Николай дал ей таблетку, которую она послушно сунула в рот, а потом украдкой выплюнула. Светка в последние дни даже курить бросила: вредно маленькому!
Нажрались, пели песни, хвастались. Светка слушала и ничего не понимала. Она как бы замкнулась в себе. В своем состоянии. Зародыш внутри не шевелился. Маленький еще. Но Светка все равно его чувствовала. Теперь у нее появилась надежда. Она знала, что ее душа пропащая, но маленький же от Бога не отрекался. Бог может его спасти. И Светку вместе с ним. Иногда Светка молилась, забившись в уголок. Молилась своими словами, поскольку правильных молитв не знала. Но только когда не было Николая. При нем — боялась. Николай слышал даже мысли, а молитву — тем более.