— Можно к тебе?
— Заходи, — тихо сказал отец Целестин и, когда его ученик уселся на покрытом бурой медвежьей шкурой ложе и отложил принесённый с собой тяжёлый свёрток, коротко спросил: — Когда?
— Да хоть сейчас, — угрюмо ответил Видгнир. — Небо чистое, до фьорда рукой подать… Ты твёрдо решил сделать это?
Монах повздыхал, сокрушённо покачивая головой, походил по горнице и наконец сказал:
— Да. Но ведь это же… это же не навсегда! Я ещё вернусь… Очень хочется посмотреть, как там сейчас…
Видгнир решительно поднялся, подхватив свёрток на руки и направился к двери.
— Если собрался — пошли. Неровен час, ветер облаков нагонит…
Отец Целестин ещё раз издал звук, смахивающий на стон умирающего кита, сгрёб в охапку свой мешок и, осенив себя крестом, вышел за порог следом за Видгниром.
— Хоть бы сказал кому… — бурчал парень по дороге. — Торин же это за обиду почтёт. Не попрощаться толком, ни…
Чёрное небо, золотая луна и белые звёзды над Вадхейм?фьордом. Вода, несомая прибоем, у камней побережных плещется. Светящаяся дорожка от изогнутого месяца на волнах переливается серебром. Запах моря, знакомый отцу Целестину с молодости, и ещё аромат хвои и смолы от недалёкого леса. Чёрные зубцы гор на востоке — там, на склонах Хартейгена, и поклонились последний раз норвежским землям боги Асгарда, покидая его навсегда… Один тогда сказал потомку Элиндинга схоронить Трудхейм в горных пещерах, подальше от чужого глаза…
Но сейчас у Чаши Сил нашлось ещё одно предназначение.
Монах смотрел на запад, в океан, вечно движущий свои воды за Вадхейм?фьордом, едва замечая звезду, повисшую над ним. Ещё совсем недолго, и Норвегия исчезнет, как сказочный сон, наполненный дивными, но мимолетными видениями. Уйдёт в прошлое отнюдь не маленькая часть жизни, сменившись безмятежными днями отдыха и размышления. Да нужно ли это?..
— Давай скорее, а? — буркнул отец Целестин, заслышав неподалёку скрип гальки под чьими?то сапогами. — Ещё недостаёт, чтобы нас кто?нибудь увидел…
Видгнир опустил в Трудхейм, уже налившийся Силой, свой клинок, и когда меч пробороздил светящейся дугой воздух, открыв Врата, нежданно раздался хриплый голос конунга:
— Эй вы, двое, а ну подождите нас!
Сигню, Гунтер и Торин, неведомо как прознавшие о намерениях монаха, теперь стояли на берегу, рядом с пульсирующим едва заметным светом разрывом в пространстве, в глубине которого угадывался далёкий холм с озарённой луной высокой башней, и спокойная гладь озера.
— Я… — Отец Целестин запнулся, не зная, что и сказать. — Я… Словом, вы всегда сможете отыскать меня… И потом, я обещаю вернуться… э?э… через год.
— Хоть через десять, — проворчал Торин. — Ты обещал и должен сдержать слово. А теперь — иди!
Монах повернулся, забросил старый дорожный мешок на плечо и неуверенно шагнул вперёд, переступив через уже начавшую сдвигаться огненную линию. Под ногами зашуршал песок дороги.
— Э, нет, так не пойдёт! — вдруг прогнусил Гунтер. — Торин, скажи Гёндуль, чтоб к моему возвращению наварила побольше пива!
— Чего?! — рявкнул конунг. — Сдурел?
— Пропадёт он без нас, как есть пропадёт! — быстро ответил Гунтер и, разбежавшись, прыгнул, нырнув в стремительно смыкавшееся кольцо света. Мгновение спустя оно исчезло, растворившись бесследно.
…По старой римской дороге, проложенной вдоль берега озера Браччано ещё во времена Цезарей, шли двое.
Мгновение спустя оно исчезло, растворившись бесследно.
…По старой римской дороге, проложенной вдоль берега озера Браччано ещё во времена Цезарей, шли двое. Высокого и толстого человека в латаной, крашенной коричневым рясе сопровождал молодой варвар с рыжей недлинной бородой и мечом у пояса. Впереди, на каменистой возвышенности, поднимались среди теней кипарисов белые стены старого монастыря, а за спинами людей, отражая лучи в золоте летящего над колокольней креста, мерцала жемчугом яркая искра западной звезды, кою некоторые народы именуют Звездою Сил…