— Видите? — Он ткнул пальцем в обнажившиеся на поверхности скалы письмена, отдалённо напоминающие норманнские руны. — Это тайнопись двергов. Как я понимаю, здесь сказано, что лестница — Альбиорикс указал в дальний конец зала — ведёт к верхним уровням Имирбьёрга и Красному Замку. Она прерывается лишь трижды, когда выходит на новый ярус…
— Так веди, — буркнул Лофт, исподлобья глядя на вырезанные в граните знаки. — По?моему, нам туда и надобно.
Друи вздохнул и вытер рукавом блестевшее от пота лицо.
— Люди устали, Локи. — Он кивнул в сторону присевшей у стены Сигню и отдувавшегося отца Целестина, у ног которого тёрся Синир. — Я полагаю, что снаружи солнце уже садится. Надо вставать на отдых. Здесь.
— Почему именно здесь? — осторожно спросил Видгнир. — Очень уж место открытое…
— Сейчас объясню, — улыбнулся углом рта друи. — Смотри…
Альбиорикс отсчитал от каменных письмён пять шагов в сторону и, вытянув руку, начал ощупывать стену. Наконец, у него под пальцами что?то щёлкнуло, и в только что едином монолите образовался проход — гранитная плита бесшумно поднялась вверх, открыв потайной коридор.
— Если мы будем постоянно рядом с этой дверью, — пояснил Альбиорикс, — то в случае опасности сможем ускользнуть, оставив врага с носом. С той стороны дверь также запирается, и, чтобы её выломать, надо владеть неимоверной силой! А коридор ведёт в обход зала, к лестнице наверх.
— Ну ладно, — нехотя согласился Локи. — Отдыхаем. То есть вы отдыхаете, а я сторожу. Не понравился мне вой тот… Очень не понравился.
Бурлящие, чёрные с красноватым отсветом тучи неслись на восток, огибая Имирбьёрг, протыкавший своим мрачным остриём их неразрывную пелену. Дух Нидхёгга бледной искрой прошёл сквозь влажный туман, миновав его плоть за доли мгновения, и оказался в странном мире — наверху звёздное небо, холодное и недостижимое, внизу же течёт полноводная и безбрежная облачная река, серебристая под лунным светом на западе и севере, но ближе к восходу наливающаяся болезненным багровым мерцанием. Огненные Болота ясно угадывались под облаками — вытянутое пятно мутного и мёртвого света.
На юге же лежал Мрак.
«Только бы успеть! — по скользящему в недоступной даже драконам выси бесплотному сгустку пробежали голубые блики мысли. — Ещё один, ну самое большее два восхода, и смертные узрят Трудхейм. Ещё немного — и я обрету его Силу. Но только если за эти два восхода не случится непоправимое. Никто, никто из смертных не подозревает, что счёт пошёл уже не на дни, а на мгновения! Духи Болот получат свободу, и тогда укротить их пламя не сможет ни Сила Чаши, ни воля богов Мира Третьего. Никто. А спустя ещё миг Огонь Духов встретится с Тьмой Нидавеллира, и…»
Нидхёгг ясно представил себе, что случится, если две не сдерживаемые никем и ничем и противоположные по сути своей материи сольются и перемешаются: чудовищный выброс Силы расколет Междумирье, разрушит Стены Миров, сожжёт Мидгард и Мидденгард, а неуправляемая и уничтожившая всё сущее субстанция рассеется во Тьме Внешней, не оставив на месте Трёх Миров даже их тени.
Огненные Болота были для Чёрного Дракона загадкой всегда. Они существовали в Мире Третьем со дня, когда он родился, и о том, что погребено под топкими трясинами, знали лишь те, кто захоронил в недрах некое неописуемое Нечто; то, что не могло оставаться на свободе. Оно давало знать о себе редкими вспышками огня, выбивающегося из глубин пузырями бесцветного газа, странными звуками, которые даже ведьмы из Железного Леса почитали жуткими. Но оно дремало, оставаясь в покое. Оно спало до часа, когда нарушенное Равновесие Сил пробудило в Нидавеллире Тьму.
В час, когда восстаёт одна Великая Сила, другая, по общему закону, должна ей противостоять, дабы чаши уравнялись. Но весам, на которых держатся Миры, не потянуть такую тяжесть. На обеих чашах окажется слишком большой груз, пусть и равный другому, цепи, на которых держатся чаши, оборвутся, и всё рухнет в пропасть, из которой нет возврата.
Духи Нидавеллира, если они сами, по своей воле сотворили изгладывающее мир Ничто, были немудры и недальновидны. Каждый Дух, наделённый разумом, изначально знает обустройстве мира, и не понять, что, создав новую, неразумную, но постоянно требующую для себя пищи материю, в любом случае встретишь противодействие равной по мощи Силы, они не могли. Другое дело, если Ничто зародилось само по себе. Но Нидхёгг не верил в то, что такое возможно, — общий и неоспоримый закон доказывал, что для всего сущего предопределено быть кем?то созданным, вольно или невольно. Но если Чернота Нидавеллира родилась из?за рокового стечения обстоятельств…
Да впрочем, что сейчас гадать об этом? Междумирье, не явись нежданное спасение, сгинет, если не пожранное Тьмой, то сожжённое духами Болот или превращённое в пустоту их столкновением.
…А смертные, так по сию пору и не ведая, что в их руках лежит ключ от двери, за которой бездна, спокойно спят в глубинах Имирбьёрга, скрытые его на первый взгляд несокрушимыми стенами от тревог внешнего мира. И если будет на то воля Единого и его Сил, то один из них вскоре коснется Вместилища Сил, которое теперь стало и Вместилищем Жизни. Трудхейм разорвёт пространство, открывая Мраку и Огню выход туда, где они не смогут причинить вреда никому…