Грянувший громкий хохот Торина и Гунтера эхом отозвался от зеркальных стен долины.
— Ночуем здесь, — утерев набежавшие на глаза слезы, сказал конунг, всё ещё продолжая смеяться. — И запомните все, что надеяться этой ночью нам придётся только на себя, ибо великий воитель?ромей отказывает нам в помощи! Гунтер, где у тебя правильный камень? А то мой меч затупился…
Отец Целестин обиженно надулся. Нет, не понимают дурни, даже после всех бедствий, обрушившихся на их головы после ухода из Вадхейма, что опасность лучше обойти, а не переть напролом!
— А долинка эта мне всяко не по нраву, и, помяните моё слово, что?нибудь тут на нас да свалится!
Быть может, и прав был монах…
Глава 17
К ЗЕМЛЯМ ЛЮДЕЙ
— Благость?то какая!.. — проговорил отец Целестин, после плотного ужина напрочь позабывший, как совсем недавно грозно пророчествовал о поджидающих отряд в круглой долине бедах. Безусловно, от своих слов монах не отказывался, но вот уже и солнце зашло, и звёзды на небосводе горят, наблюдая, как пятеро людей расположились на отдых в якобы «дурном» месте, а всё ещё ничего страшного не случилось. «Да, наверное, и не случится, — решил отец Целестин. — Если уж нас сюда кто?то впустил и позволил остаться, то и уйти целыми?невредимыми разрешит».
Он недаром сравнивал скрытую в скалах долину с маленьким раем — и воздух здесь был чистым и ароматным, не то что в пропылённой степи или душном лесу, буйные травы на лугу не тронула сушь, и могли они укрыть человека по пояс. Озеро так и вообще поражало обилием рыбы и водоплавающей птицы — подходи и хоть руками бери. То, что дичь была непуганая, очень быстро выяснил неугомонный Гунтер. Громадные, очень жирные серые гуси едва только не кинулись к вышедшему на травяной бережок человеку, чтобы он покормил их с рук. У Гунтера, правда, были совсем другие намерения. Вынув из мешка лук, которым он не пользовался с первой ночи в Междумирье, предпочитая более удобный самострел, он с нескольких шагов подстрелил трёх ничего не подозревавших птиц, вручил их Сигню, чтобы ощипала, а сам вместе с Видгниром отправился к лесу за озером — набрать дров для костра. Торин в это время углядел плеснувшую хвостом по воде рыбину и, подняв брошенный Гунтером лук, встал возле самой кромки берега. Дождавшись, когда на озёрной глади рябью мелькнула едва заметная тень, поднял оружие и тренькнул тетивой. Тисовая стрела с чуть слышным всплеском ушла в воду локтях в десяти перед ним, а мгновение спустя снова появилась над поверхностью вместе с расписанной синими и розовыми пятнами радужной форелью — остриё вошло рыбине в голову.
— А достать как? — спросил наблюдавший за действиями конунга монах.
— В воду лезть придётся, — вздохнул Торин. — Чего ж такую добычу бросать?
Быстро раздевшись, конунг нырнул в прозрачную, очень холодную воду и, в несколько взмахов настигнув дрейфующую по лёгким волнам форель, вернулся. Едва он вышел на берег, монах схватился за голову:
— Батюшки, а это ещё что? Ну?ка постой!
— Что за беда? — не понял Торин и, лишь когда отец Целестин указал на невесть откуда взявшихся толстых чёрных пиявок, незаметно и безболезненно вцепившихся в его руки и грудь, чертыхнулся и принялся их отдирать.
— Нет, не надо! — запротестовал монах. — Если пиявок руками снимешь, ранки потом загноятся. Погоди?ка, я сам попробую.
— Только давай быстрее, — буркнул Торин, всё ещё сжимая рыбу в левой руке. — Не люблю я этих тварей…
Быстро выудив из своей сумы заветный мешочек с солью, отец Целестин присыпал по щепотке на раздувшиеся хвосты кровососов, и они, поизвивавшись, отцепились.
— Не пойму, откуда здесь пиявки взялись? — недоумевал Торин, обтираясь пучком травы. — Ведь не было их у берега, я бы заметил…
Сигню, уже окружённая кучками сероватого гусиного пуха, подняла голову и внимательно посмотрела на озеро.
— Мне кажется, что хозяин этого места на нас сердится, — проговорила она. — Вот он тебя и предупредил.
— Не говори глупостей! — отмахнулся Торин. — Если бы этот хозяин был и мы пришлись ему не по нраву, то он бы не пиявок на нас напустил, а что?нибудь похуже…
Когда вернулись Гунтер с Видгниром и запылал костёр, отвыкшие от доброй пищи люди устроили роскошный пир, тем более что Видгнир притащил из леса целую кучу диких яблок, оказавшихся на диво сладкими. Пока пеклись рыба и гуси, Видгнир рассказывал о виденном в заозёрном лесу, и монах всё больше убеждался, что круглый дол очень отличается от уже виденных в Междумирье межгорий, не говоря уже о долинах европейских гор.
— Там растут совершенно потрясающие деревья, — говорил меж тем молодой норманн. — Сразу за полосой буков начинается очень старый лес, но в нём на удивление светло и чисто. Я не видел, чтобы стволы покрывал мох или лежали поваленные деревья. Кора у них такая гладкая, разве что не блестит. Рябины, берёзы, ясеней много… И всё большие и древние.
— Ты про старый дуб расскажи, — напомнил Гунтер.
— Да, верно. Недалеко от края рощи мы на поляну наткнулись, а посредине её дуб растёт, да какой! — Видгнир развёл руки, будто пытаясь показать размеры огромного дерева. — Верхние ветви под самые небеса уходят! Ствол, наверное, обхватов в семь, не меньше. Желудей на земле видимо?невидимо лежит. А кое?где на ветках вихорево гнездо растёт. Необычно.