Отец Целестин уже решился было на отчаянный шаг — выйти к хримтурсам и вызвать их на переговоры, ибо это позволило бы оттянуть время. Вполне здравую мысль о том, что великаны могут и не знать норвежского, а то и вовсе говорить не умеют, монах отгонял всеми силами.
— Эй, Видгнир, цель во?он в того, главного… — прошипел Гунтер, и эти слова придали монаху уверенности. Стоит сейчас ударить первыми, и все надежды на замирение пропадут… Да впрочем, какое может быть замирение с голодными хримтурсами?
Не выпуская кинжал из правой руки, а левой сжимая крест, монах быстро вышел вперёд, к кромке ледника. Снежные великаны, не ждавшие такой дерзости, приостановились, а вожак, внимательно осмотрев монаха, поднял верхнюю губу, показав обычные для турсов конические зубы, и едва слышно зарычал.
— Головой повредился… — громко сказал сзади Гунтер.
— Выстрелите — прибью! — рявкнул отец Целестин, не поворачиваясь. — Вашим железом тут не спасёшься!
— Как бы тебя по?первости не прибили, — не меняя интонации, заметил германец, но монах его и не расслышал, сосредоточившись на спокойно стоявшем всего шагах в пяти хримтурсе.
То, что великан, с его ростом и длиннющими ручищами, мог нанести смертельный удар, не сходя с места, отчего?то не беспокоило.
— Повелитель Вадхейма Торин приветствует владыку гор! — стараясь говорить размеренно и важно, начал отец Целестин. Возмущённый возглас конунга он пропустил мимо ушей. Впрочем, Торина больше взбесило то, что бестолковый монах назвал его истинное, данное при рождении имя твари, которая, если верить сказаниям, могла обладать силой волшбы. И человеку?то истинное имя открывать не всегда можно — мало ли, порчу наведет, — а уж порождению Имира… Но отцу Целестину было не до норманнских предрассудков.
Слова появлялись на языке сами. Не осознавая всю бредовость своей по?византийски напыщенной речи, монах осведомился у застывшего грязно?белой статуей хримтурса о семье, здоровье, потом заявил, что конунг Торин вовсе и не хотел тревожить покой ледяной страны, но ведь перейти горы как?то нужно?.. А если досточтимым хозяевам льда и камня причинён ущерб, то конунг готов и вергельд уплатить в золотых арабских динариях.
Не давая вожаку опомниться, отец Целестин вывалил на него целую повесть о путешествии «моего конунга Торина» по Междумирью, украсив её сочными подробностями и не забыв упомянуть о «нашем огнедышащем драконе, ныне пребывающем в отлучке».
— …Он должен вот?вот появиться, — втолковывал монах. — И ты, о Краса Ледника, узришь, сколь могуч и безжалостен сей летучий змий, повинующийся лишь слову конунга Вадхейма…
Хримтурс, чуть склонив голову, внимал изливающемуся на него водопаду слов, ничем не показывая своего отношения к страстной речи отца Целестина. Понимал ли он, что ему говорят, или нет — оставалось неясным. Остальные великаны стояли невдалеке, переминаясь с ноги на ногу, и изредка подбрасывая в широченных ладонях увесистые булыжники. О том, что один из этих камней может полететь ему в голову, монах старался не думать.
Жизнь отцу Целестину, как обычно, спасла случайность. Видгнир смог предугадать мимолётное движение неуклюжего с виду великана, и толстая стрела из самострела вонзилась хримтурсу в предплечье чуть ниже локтя в момент, когда он выбросил лапу вперёд, намереваясь ударить монаха в грудь оконечьем зажатой в кулаке острой кости, которую он использовал как пику. Отшлифованное остриё лишь скользнуло по Оку Амона, не причинив отцу Целестину никакого вреда. Великан взвыл несоразмерным с его ростом тоненьким голоском, пытаясь выдернуть глубоко засевшую стрелу из лапы, а монах, поскользнувшись, упал, понимая, что на сей раз смерть стоит совсем рядом. Он успел увидеть занесённые над ним обломки камней, готовые обрушиться дубины, пылающие злобой глаза окруживших его хримтурсов…
— Именем Повелителя Нидхёгга! — вдруг прогремел исполненный силы голос. — Именем Нидхёгга, повелеваю остановиться!
Всё смолкло. Затих низкий рык великанов, перестал хрустеть снег под их ногами. Обитатели льдов замерли, глядя на вышедшего вперёд человека, поднявшего высоко над головой небольшую черно?золотую вещицу, а затем стали торопливо опускаться на колени, склоняясь перед носителем знака Владыки Имирбьёрга.
— Я приказываю вам уйти с нашей дороги! Моими устами говорит Нидхёгг!
В лучах солнца поблёскивал тёмный камень, обвитый выкованным из золота изображением дракона.
Глава 16
ОКО АМОНА
Воздух дрожал. Лившийся от руки Видгнира поток Силы оглушил даже отца Целестина — невидимая, но ясно ощутимая волна распространялась вокруг, заставляя повиноваться и трепетать перед тем, кто произнёс имя Чёрного Дракона. Амулет ведьмы, убитой Гунтером, пригодился как нельзя вовремя.
— У вас есть такие же! — сорванным голосом проговорил Видгнир. — Достаньте! Теперь хримтурсы не сделают нам ничего дурного. Ведь мы.
— Достаньте! Теперь хримтурсы не сделают нам ничего дурного. Ведь мы… — он криво усмехнулся, словно от боли, и поднял чёрный камень ещё выше, — слуги Нидхёгга!
Монах, а с ним и все другие, малость покопавшись кто в кошелях, а кто за пазухой, нашли знаки Властелина Имирбьёрга и, расправив цепочки, надели. Да, теперь серчать на предусмотрительного Лофта у отца Целестина не было причины — не зря он велел всем взять после стычки с Ночными Всадницами по амулету. Будто знал, что без них будет не обойтись. Однако драконьи камни в руках монаха, Торина или германца оставались холодными и неживыми, в то время как талисман Видгнира по?прежнему расточал вокруг незримые струи Силы.