«Разговорники» полетели в печь.
Хлюпник сжимал и разжимал меха, но ожидаемого покраснения металла стоявшие перед печкой «печкозрители» так и не дождались. Вместо этого они увидели, что коробки потеряли четкие очертания, чуть-чуть погорели зеленым пламенем — сгорела краска, и потекли, расплываясь по шершавой поверхности печи.
— Я же говорил, что это волшебные штучки! — довольный собой и своими познаниями кузнец весело улыбнулся и подставил к краю печи жестяное ведро, наполовину наполненное водой.
Тонкая струйка расплавленной негорючей пластмассы стекла с печи прямиком в воду, падая в нее большими огненно-желтыми шумящими при падении капельками.
Кузнец сунул руку с краю ведра и достал со дна два сантиметровых шарика темно-фиолетового цвета.
— Проделать дырки, нанизать на нитки и продать на ярмарке — такие бусы девушкам-красавицам получатся, с руками оторвут! — восхищенно воскликнул он.
— Спасибо, но мои руки мне самому пригодятся! — Ксенофонт на всякий случай торопливо сложил руки за спину. — Ты мне лучше скажи, почему они не горят?
— Почему, почему? Волшебные, вот почему! — с умным видом заявил кузнец. — Видать, заколдовал ее на неуничтожение твой волшебник.
Кузнец дождался, пока струйка станет совсем тонкой, помог остаткам пластмассы вытечь из печи при помощи кочерги, и протянул советнику ведро с водой и застывшими шариками.
— Тебе в кулечек завернуть, или в карман насыпать? — полюбопытствовал он.
— Сначала воду вылей!
— Вот привереда! — проворчал кузнец, переливая воду из одного ведра в другое и рассыпая получившиеся шарики на верстак. Шарики-капельки рассыпались по поверхности, он схватил большую кружку и собрал в нее все шарики до единого, даже самые крохотные. Еще раз осмотрел верстак, убедился, что ничего не пропустил, закрыл кружку крышкой и протянул Ксенофонту.
— Уверен, вы никому об этом не расскажете!
— Конечно! Если ты нас хорошо отблагодаришь за помощь и поддержку!
— А если я пригрожу палачом? Ему вас казнить, как кур в ощип!
— Не выйдет, Ксенофоб!
— Ксенофонт!
— Один хрен, ни так, ни так не выговоришь! — отпарировал кузнец, — А знаешь, почему? Сказать, или сам догадаешься?
— Говори, не томи душу!
— А кто ему топоры делать будет, кто инструменты разные ему скует, кто кандалы на заказ изготовит? Палач без меня будет как без рук, и потому ни за что на свете не решится убить курицу, несущую ему золотые яйца. Улавливаешь, главагент всея царствия?
— Улавливаю, улавливаю, — Ксенофонт потряс кружку, — Посудинка переходит в мое подчинение, как я понимаю?
— Ага, запросто! Только завтра три новые принесешь! — сказал кузнец, — Заходи, если что, будем рады видеть, слышать и снова получать приличное вознаграждение за оперативно выполненную срочную работу.
Улавливаешь, главагент всея царствия?
— Улавливаю, улавливаю, — Ксенофонт потряс кружку, — Посудинка переходит в мое подчинение, как я понимаю?
— Ага, запросто! Только завтра три новые принесешь! — сказал кузнец, — Заходи, если что, будем рады видеть, слышать и снова получать приличное вознаграждение за оперативно выполненную срочную работу.
И вытянул вперед раскрытую ладонь.
— Шесть золотых, или двенадцать серебряных, или…
— … два по уху, или один по лбу! — закончил за него Ксенофонт. Кузнецы расхохотались. Он достал из мешочка несколько монеток и, не глядя, передал их кузнецу. Тот быстренько сосчитал и с недовольным видом заметил:
— Слышь, Ксенофонт, их здесь нечетное количество! Давай еще одну!
— Ой! — спохватился главный агент, — Кажись, машинально монету переложил. Давай ее обратно!
— Фигу! — ладонь сжалась в кулак. Огромный такой кулак, целый кулачище. Не разожмешь при всем желании, — Что передано, то передано! Докидывай монету для ровного счета!
— Изуверы! Жадины-говядины! — пробормотал Ксенофонт, роясь пальцами в свежеприобретенном кошельке. Что за напасть: не успеешь получить немного денежек на бедную старость, как у тебя сразу же отбирают большую часть на чужие крупные расходы. Нет, хватит, пора уходить из агентов и переходить на новую службу. Назвать ее фондом полного счастья, в добровольно-принудительном порядке заставить вступить в него всех и каждого, и хапать денежки рекой. Чем не жизнь?
Одна монета легла в раскрытую ладонь кузнеца. Тот сочувственно поглядел на маленький, кругленький, одинокий серебряный рублик и с обидой в голосе произнес:
— Она тут одна, ей страшно! Давай еще две, пусть на троих они сообразят — все веселее будет!
Ксенофонт понял, что если сейчас не унесет ноги, то содержимое кошелька незаметно (хотя куда там незаметно? Очень даже заметно!!!) перекочует в цепкие и хваткие руки кузнецов.
— Она бесстрашная! — воскликнул он с боевым азартом, — Видишь, у нее на обороте находится всадник с копьем, нанизывающий змею, дабы пожарить ее на костре и съесть под сиянием полной луны? Думаешь, он не защитит эту монету от разъедающей драгоценный металл грязи на твоих руках?
И, не дожидаясь ответа, повернулся и вышел из кузницы. Вслед ему донесся радостный смех довольных собой и своей жизнью кузнецов. Он вздохнул: им-то хорошо, а вот ему еще предстоит идти на ковер к советнику и докладывать о проделанной работе.