— У тебя есть доска и фигуры? — спросил я.
Ее лицо озарилось счастливой улыбкой.
— Вы меня научите играть? — недоверчиво спросила она.
— Доска и фигуры у тебя есть? — повторил я.
— Нет, — сокрушенно покачала она головой.
— А бумага? У тебя есть карандаши или чернила?
— У меня есть шелк. Есть румяна и банки с другой косметикой!
Мы расстелили на полу большой кусок желтой шелковой материи, и я довольно добросовестно расчертил его на квадраты, закрасив нужные красными румянами.
Затем мы вывалили из сундука огромный запас маленьких бутылочек, пузырьков и брошек и договорились, какая из них будет соответствовать какой фигуре.
Меньше чем через час все уже было готово, и я прочел Суре краткий вводный курс об основных правилах игры и элементарных комбинациях. В течение следующего часа она, иногда путаясь, нерешительно попыталась перенести новые знания в конкретные перемещения фигур, не слишком, надо признать, глубокие по своей эффективности, но всегда обдуманные и логичные. Мы долго обсуждали каждый ход, рассматривая его сильные и слабые стороны, уделяя внимание его последствиям, пока она не воскликнула наконец: «Понятно!» — и мы не переходили к следующему.
— Нечасто встретишь женщину, которую увлекла бы игра, — признался я.
— Но ведь это так красиво! — воскликнула она.
Мы играли недолго, но даже за столь краткий промежуток времени её ходы раз от разу становились все более точными, эффективными и дальновидными. Мне пришлось уже меньше указывать ей на то, каким образом следует развивать дальше ту или иную разыгрываемую ею комбинацию, и больше внимания уделить защите своего собственного Домашнего Камня.
— Ты действительно никогда прежде не играла? — удивился я.
— А что, у меня уже получается? — с видимым удовольствием спросила она.
— Да, недурно, — признался я.
Эта женщина начинала восхищать меня. Я не мог поверить, что она играет впервые в жизни. Стало ясно, что мне удалось столкнуться с одним из тех редких типов людей, которые обладают замечательной врожденной способностью к игре. У неё ещё ощущались определенные шероховатости и недостаточное владение ситуацией на доске в целом, но судя по тому, сколь стремительно она прогрессировала, все эти недоработки можно было очень скоро устранить. Ее лицо раскраснелось от возбуждения, глаза радостно засверкали.
— Захват Домашнего Камня! — с торжествующим видом объявила она.
— Может быть, ты лучше поиграешь на калике? — предложил я.
— Нет-нет! — воскликнула она. — Еще партию!
— Ты ведь всего лишь женщина, — напомнил я ей.
— Пожалуйста, Куурус, сыграем ещё.
Я неохотно начал расставлять фигуры. На этот раз она играла желтыми.
С несказанным изумлением я наблюдал, как на моих глазах она разыгрывает дебют Сентиуса — один из наиболее сложных и мощных дебютов, сковывающий развитие фигур противника, особенно движения писца убара, и делающий его защиту весьма проблематичной.
— Ты правда никогда раньше не играла? — снова начал допытываться я, считая нелишним окончательно выяснить этот интересный момент.
— Правда, — ответила она, не отрывая взгляда от нашей импровизированной доски и изучая её с таким вниманием, с каким ребенок рассматривает новую игрушку.
Когда наступил черед четырнадцатого хода красных, моего хода, — я посмотрел на неё особенно внимательно.
— Как, по-твоему, мне следует сейчас ходить? — спросил я.
Она напряженно всматривалась в расположение фигур на доске, просчитывая в уме возможные варианты.
— Некоторые мастера предлагают выдвинуть убара к писцу, на клетку три, — пояснял я, — другие рекомендуют отвести лучника убары к убару, клетка два.
Несколько секунд она обдумывала эти варианты.
— Думаю, лучше выдвинуть убара к писцу, — ответила она.
— Согласен.
Я переставил своего посвященного убара — пробку от флакона — к писцу, на клетку три.
— Да, этот ход действительно сильнее, — кивнула она.
Ход, конечно, и вправду был самым сильным в данной ситуации, но, как оказалось дальше, даже он не принес мне успеха.
Шестью ходами позже Сура, как я и боялся, решительно придвинула своего убара — маленькую бутылочку к убаре, на клетку пять.
— Ну, теперь вам трудно будет ввести вашего писца убара в игру, — сказала она и, на секунду задумавшись, добавила. — Да, очень трудно.
— Да знаю я, знаю! — чувствуя, как во мне начинает нарастать раздражение, огрызнулся я.
— Вероятно, самым лучшим сейчас в вашем положении было бы пойти на размен фигур и таким образом попытаться разрядить обстановку, — продолжала она.
— Действительно, ничего другого мне не остается, — признал я.
Она рассмеялась. Я, не удержавшись, усмехнулся тоже.
— Ты замечательно играешь, — сказал я.
Мне частенько приходилось сидеть за игровой доской, и я считался, даже по мнению выдающихся мастеров этого искусства, отличным игроком, однако теперь мне стоило неимоверных усилий защищать свою честь перед этим красивым, три часа назад впервые взявшим в руки фигуры противником.
— Это просто невероятно.
— Мне всегда хотелось научиться играть, — призналась Сура. — Я чувствовала, что у меня это получится неплохо.
— У тебя это получается великолепно, — ответил я.