Зрители застонали от отвращения и разочарования.
Аукционист вышел из себя. Он снова прибег к испытанному средству рабовладельцев, но девушка, судя по её реакции, а точнее, по её отсутствию, даже не замечала прикосновения к её телу длинного хлыста. И тут я понял, очевидно, несколько запоздало, что происходит, поскольку знал, что доставленные черными кораблями на Гор девушки обладают чрезвычайной чувствительностью и восприимчивостью, и поэтому Кернус никогда не позволял использовать их для развлечения персонала и охранников. Я знал, насколько тщательно девушки готовились к сегодняшнему мероприятию, и знал, что они к нему готовы. Следовательно, девушку, скорее всего, опоили наркотиками и какими-то болепритупляющими средствами. Зрители осыпали её глумливыми насмешками и требовали согнать с помоста. Я не мог не признать режиссерского мастерства Кернуса. Вне всякого сомнения, все, кто появится на помосте после этой девушки, будут по сравнению с ней казаться просто восхитительными и принесут их владельцу безусловный успех, и даже наименее привлекательная из них вызовет бурю восторга.
— Что мне предложат за эту рабыню? — задал традиционный вопрос ведущий аукциона.
В ответ понеслись насмешки и возмущенные выкрики.
Аукционист не сдавался, и ему удалось добиться от зала нескольких до смешного низких ставок, очевидно, от тех, кто желал приобрести себе кухонную рабыню и ничего более. Однако я нисколько не был удивлен, заметив, что каждый раз предложенная ставка настойчиво перебивается парнем в одеянии гончара, который, как я знал, является охранником в доме Кернуса. В конце концов девушка, обойдясь ему в семнадцать медных тарнов, снова была возвращена дому Кернуса, который несколько позднее, несомненно, выставит её на продажу где-нибудь в другом городе и получит за неё кругленькую сумму.
Аукционист словно в порыве отчаяния чуть ли не сбросил бедную девушку со ступеней помоста, швырнув ей вслед покрывало.
— Ну вот! — воздел он руки к толпе зрителей. — Я же вам говорил! Дикарки — они и есть дикарки!
Он сошел с подмостков и, подойдя к столу официального распорядителя аукциона, о чем-то долго совещался с ним, просматривая список представленных на продажу невольниц, где против их порядкового номера проставлялись запрашиваемые и предполагаемые конечные цены. Затем с удрученным видом он снова поднялся на подмостки.
— Простите меня, братья и сестры моего горячо любимого, славного города Ар, — с налетом патетики произнес он, — что вынужден представить вашему вниманию ещё нескольких дикарок.
Зрители, по крайней мере большая их часть, заволновались.
Я даже услышал раздраженные удары кулаком по деревянным перегородкам ложи Кернуса. Но сам Кернус только посмеивался.
Из разных концов зала полетели проклятия в адрес аукциониста, организаторов этих невольничьих торгов и всего, как выяснялось, не столь уж славного города Ар, а некоторые наиболее смелые и дерзкие из присутствующих под надежным прикрытием полутьмы в зале обращали свои критические замечания и к самому Кернусу.
— Смотри внимательно, — сказал мне Кернус.
У меня не было никакого желания разговаривать с ним, а после такого замечания захотелось даже закрыть глаза.
Внезапно свет над зрительскими креслами совсем погас, погружая огромный, битком набитый зал в кромешную темноту. Отовсюду понеслись изумленные крики присутствующих, перекрываемые испуганными воплями нескольких находящихся здесь свободных женщин. Затем через какое-то мгновение свет вспыхнул уже с особой яркостью, но только над расположенным в центре зала каменным постаментом, погружая его в море огней. Все выглядело так, словно торги начинаются заново и на этот раз впервые по-настоящему.
Ведущий аукциона взбежал на ступени, держа в руке три тонкие металлические цепи, уходящие своими концами в непроглядную тьму у подножия каменного постамента. Он потянул цепи за собой, но встретил сопротивление, преодолеть которое ему не удалось. Внезапно где-то в безбрежной темноте у самого подножия постамента раздалось звонкое щелканье кнута, прозвучавшее три раза.
И тут из темноты одна за другой по ступеням начали медленно подниматься три женщины в длинных черных накидках и скрывающих их лица капюшонах. Они двигались уверенно, гордо подняв голову и расправив плечи. Руки их были скованы, а цепи соединяли одну фигуру с другой. Первой, вероятно, поднималась Элизабет, её цепь была несколько короче, чем цепи, соединяющие двух идущих по обеим сторонам от неё девушек, очевидно, Филлис и Вирджинии. Их черные накидки напоминали пончо с небольшими прорезями для рук. Они остановились в самом центре помоста, рядом с ведущим аукциона, держащим в руке концы сковывающих их цепей.
— Надеюсь, — обратился аукционист к напряженно замершей публике, — эти три дикарки из дома Кернуса — две рабыни белого шелка и одна красного — доставят вам удовольствие.
— Они прошли обучение? — раздался чей-то голос из зала.
— Да, так заявлено в их регистрационных документах, — ответил ведущий.
Затем он отошел к краю постамента, и девушки вслед за прозвучавшими в темноте тремя звонкими ударами хлыста медленно обошли подмостки и снова остановились в самом центре освещенного круга.