— Кернус тоже на это рассчитывает, — с сомнением отозвался Хо-Ту.
Фламиниус рассмеялся.
— Мало что из расчетов Кернуса не оправдывается впоследствии, — сказал он.
— Это верно, — усмехнулся Хо-Ту.
— Если потребность в таких женщинах действительно назрела, — сказал Фламиниус, — мы сейчас обладаем прекрасной возможностью её удовлетворить. А удовлетворенная вовремя потребность приносит, как правило, хорошие барыши.
— Кернус считает, что время для этого пришло.
— Лично я в этом не сомневаюсь, — кивнул Фламиниус.
Я посмотрел на девушек, жалобно поглядывавших на нас из металлических клеток.
— Я обещаю вам, Хо-Ту, — сказал Фламиниус, — что каждая из этих девиц, пройдя соответствующую подготовку, способна будет доставить своему хозяину непередаваемое наслаждение.
Я был рад, что девушки не понимали по-гориански.
Думаю, предсказания Фламиниуса были совершенно оправданны. Горианские воспитатели хорошо знают свое дело. И если старший медик утверждает, что из этих девушек выйдут непревзойденные рабыни наслаждений, значит, так это и будет.
Вслед за Хо-Ту мы спустились по узкой металлической лестнице. Отойдя в сторону, я подождал, пока он обменивался напоследок с Фламиниусом какими-то замечаниями и соображениями, после чего мы с ним пустились в обратный путь.
Отойдя в сторону, я подождал, пока он обменивался напоследок с Фламиниусом какими-то замечаниями и соображениями, после чего мы с ним пустились в обратный путь. Все это время, пока мы не оставили за спиной массивные двери четвертого этажа, на котором находились, вслед нам неслись безутешные рыдания одной из земных девушек. Но я, конечно, не обернулся, чтобы посмотреть, какая из них так громко переживает происшедшие в её судьбе трагические перемены.
Глава 12. КРЕСТЬЯНИН
В уши ворвался пронзительный крик гоночного тарна, на мгновение перекрывший вопль болельщиков.
— Синий! Синий! — безостановочно продолжал скандировать сидящий возле меня человек с синей шелковой повязкой на левой руке.
Беспомощно опустив крылья и вскрикивая, птица неудержимо падала с огромного подвешенного на тросе кольца. Она повисла на сетке, натянутой внизу, и всадник, обрезав страховочные ремни, соскочил с её спины, чтобы птица, бьющаяся в сетях, не убила его.
Другой тарн, нанесший удар, неуклюже описав круг, развернулся в воздухе, но, жестоко подгоняемый всадником, вовсю использующим стрекало, вновь поспешил к следующему кольцу.
— Красный! Красный! Красный! — закричал кто-то рядом.
Еще семь птиц, вытянувшись вереницей, пролетели к следующим кольцам. Их возглавлял коричневый тарн, управляемый всадником, одетым в красный шелк. Маленькое седло и короткие поводья тарна были также из красной кожи.
Это был только третий круг в десятикруговой гонке, однако уже два тарна барахтались внизу. Я увидел людей, которые со знанием дела передвигались по сетке, приближаясь к птицам с петлями в руках, чтобы связать их клюв и когти. Очевидно, крыло одной из птиц было сломано, поэтому люди, связавшие её, быстро перерезали ей горло, и кровь, стекая сквозь сетку, бурым пятном расплывалась по песку.
Всадник тарна снял седло и упряжь с бьющегося в агонии тела и спрыгнул вместе с ними на землю, находившуюся шестью футами ниже. Вторая птица была всего лишь оглушена, и её подтаскивали к краю сетки. Оттуда её сбросят в большую повозку, запряженную двумя тарларионами и покрытую холстом.
— Золотой! Золотой! — завопил человек, сидевший через два ряда от меня.
Птицы уже обогнули двенадцатикольцевую трассу и опять приближались. Лидировала птица желтых, за ней следовали гарны красных, синих, золотых, оранжевых, зеленых и серебряных. Из толпы доносились пронзительные визги женщин рабынь и свободных: в момент общего азарта различия между ними исчезали. Во время гонки разносчики сладостей, засахаренных фруктов, кал-да, пирожных и паги стояли со своим товаром в проходах и молча наблюдали за происходящим. Многие из них также были кровно заинтересованы в состязании: о сделанных ставках говорили глиняные, покрытые эмалью таблички, лежащие на подносах.
Птицы вновь пронеслись над нами.
— О, Царствующие Жрецы! — закричал человек рядом со мной. — Подгоните красного!
Казалось, вся толпа вскочила с мест, даже те, кто сидел в мраморных ярусах под навесами из пурпурного шелка. Я тоже поднялся, чтобы лучше видеть.
Около финишных шестов, девять из которых установили специально перед этой гонкой, располагались места, забронированные для главы городской администрации, посвященных и членов высших каст. На разных уровнях в крытых ложах были установлены кресла. Выше всех, на троне убара, между двумя охранниками в красном одеянии я увидел наклонившегося вперед и поглощенного зрелищем главу городской администрации Хинрабиуса. Неподалеку, также на троне из белого мрамора, окруженный охраной, с надменным и безучастным видом сидел верховный посвященный. Чуть ниже два ряда занимали другие посвященные, которые не смотрели гонки, а произносили молитвы Царствующим Жрецам.
Чуть ниже два ряда занимали другие посвященные, которые не смотрели гонки, а произносили молитвы Царствующим Жрецам. Я заметил зеленое знамя, висящее на стене у этих тронов городских правителей, прямо говорящее об их симпатиях. Охраняющие воины были, между прочим, таурентинами, членами дворцовой гвардии, элитного корпуса фехтовальщиков и стрелков, специально отобранными и подготовленными и не зависящими от командиров основных вооруженных сил города. Возглавлял гвардию капитан Сафроникус, наемник с Тироса, который стоял тут же, в нескольких футах за троном. Завернувшись в красный плащ, этот высокий, худощавый человек с узким лицом и длинными руками внимательно наблюдал за толпой.
На остальных привилегированных местах под навесами сидели многочисленные представители высших каст. Я заметил среди них торговцев. Это не вызвало у меня никакого протеста, потому что я всегда относился к ним с большей симпатией, чем кто-либо в моей касте. Но я удивился: во времена Марленуса, когда он был убаром Ара, торговцы не имели таких привилегий. Даже его приятель Минтар, великий плут из касты торговцев, и тот не имел преимуществ в выборе места для наблюдения за гонками.