— Что ты думаешь о стальных? — снова спросил меня Ремиус.
— У меня нет никакого мнения, — пожал я плечами. — Я практически ничего о них не знаю.
Что-то в его голосе вызвало мое удивление. Да и во взгляде, брошенном на меня Хо-Сорлом, было нечто странное. Ни одного из них, казалось, не смущало то, что я обычно носил черное одеяние убийцы, хотя, конечно, выходя из дома Кернуса, я надевал красную тунику воина. Они не делали назойливых попыток завязать со мной дружеские отношения, но и не старались избегать моего общества, само собой получалось так, что мы довольно часто оказывались рядом.
— Вот это птица! — воскликнул Хо-Сорл, кивая на тележки, подвозящие тарнов к стартовым насестам.
Вокруг нас раздались изумленные возгласы.
У меня перехватило дыхание. На одной из повозок, которую тянул впряженный в неё рогатый тарларион, я увидел гигантского черного тарна, настоящего красавца с хищно изогнутым клювом и горящими черными глазами. Птица гордо запрокинула голову — и над стадионом прозвучал её дикий воинственный клич, какой, вероятно, должен был бы витать над скалистыми утесами Тентисской гряды или над суровыми пиками уходящих в небо Валтайских гор, а то и звать в бой сошедшихся в смертельной схватке где-нибудь под облаками наездников.
— Но это же не гоночный тарн, — услышал я восклицание одного из зрителей.
Я сам не заметил, что встал, подавшись вперед, туда, к стартовой площадке, где остановились повозки с готовящимися к выступлению тарнами.
— Мне говорили, — сказал Ремиус, — что эта птица из Ко-Ро-Ба.
Я не мог выдавить из себя ни слова; ладони у меня стали влажными. За спиной раздались вопли Филлис и Вирджинии. Я на секунду обернулся и увидел, что Хо-Сорл схватил их за волосы и повернул лицом к себе.
— Рабыни, — услышал я его наставительный голос, — никогда никому не расскажут о том, что они сегодня видели. Понятно?
— Да, господин! — ответила Вирджиния. — Никогда не расскажу.
— Да-да, понятно! — взвизгнула Филлис, которую Хо-Сорл для пущей убедительности ещё раз хорошенько тряхнул за волосы. — Филлис никому-никому никогда ничего не расскажет!
Я словно во сне направился к концу нашего ряда и начал спускаться по узкому проходу, ведущему к защитному барьеру.
— Возьми это! — крикнул, подбегая, Ремиус и вложил мне в руку небольшой кожаный мешок.
Я даже не обратил на него внимания и продолжал спускаться туда, к песчаному полю стадиона. Вскоре я был уже у металлических перил.
Не больше сорока ярдов отделяло меня от птиц. Я замер.
И тогда, словно после долгих поисков в этом море человеческих лиц, звуков, красок, черные блестящие глаза птицы остановились на мне. Она как будто почувствовала мое присутствие, а я — её состояние.
Она как будто почувствовала мое присутствие, а я — её состояние. Я ощущал, как напрягается её тело, как наполняется силой каждый её мускул. Меня охватило непонятное волнение.
Внезапно, не сводя с меня пронизывающего взгляда своих горящих глаз, птица широко взмахнула громадными черными крыльями, подняв вокруг целую песчаную бурю, едва не сбив с ног стоящего у повозки низкорослого подсобного рабочего в опущенном на самые глаза капюшоне. Птица вторично издала пронзительный крик — крик, способный вселить ужас даже в сердце ларла, но я не чувствовал страха. Мы оба с ним были воинами и хорошо понимали друг друга.
Я увидел, что держу в руке кожаный капюшон, расправил его, натянул на голову, опустив его края до самых плеч и, перебравшись через защитный барьер, пошел к стартовой площадке.
— Приветствую тебя, Мип, — сказал я низкорослому подсобному рабочему, забираясь на транспортировочную повозку.
— Ты — Гладиус с Коса, — узнал он.
Я кивнул и, оглянувшись на птицу, поинтересовался:
— Что все это значит?
— То, что ты выступаешь за стальных, — ответил он.
Я протянул руку и прикоснулся к мощному изогнутому клюву птицы, провел по нему ладонью и, не удержавшись, прижался к нему щекой. И тарн, этот хищник, беспощадный ко всему, что движется в поднебесье, осторожно опустил голову и положил клюв ко мне на плечо.
Так мы и стояли, голова к голове, и я нисколько не боялся, что кто-то сможет заметить под моим капюшоном скатившуюся у меня из глаз слезу.
— Сколько времени прошло, Убар Небес, — сказал я, — сколько времени!
Я едва замечал, что творится вокруг меня, и снова начал отдавать отчет происходящему, только когда услышал голос Мипа.
— Не забудь о том, чему я учил тебя, — напутствовал он.
— Я помню.
— Тебе пора.
Я взобрался в седло, и, когда Мип снял с правой ноги тарна удерживающие его на повозке цепи, я легко поднял птицу в воздух и усадил её на стартовый насест.
Глава 17. КЕЙДЖЕРАЛИЯ
— С Кейджералией вас! — крикнула мне какая-то девчонка-рабыня, бросая в меня венком из цветов са-тарна, и тут же побежала прочь.
Через пару шагов я её нагнал, развернул к себе, крепко поцеловал в губы и, шлепнув ладонью по округлой заднице, отпустил.
— И тебя с Кейджералией, — рассмеявшись, ответил я, и она, хохоча, убежала прочь.
В ту же секунду из выходящего на улицу окна, футов на шестнадцать возвышающегося над землей, меня окатили ведром воды. Сквозь стекающие по лицу теплые струи я увидел высовывающуюся из окна девушку-рабыню, посылавшую мне воздушный поцелуй.