Энтузиазм присутствующих вылился в единодушный неистовый вопль.
Ведущий снял покрывало с Элизабет.
Толпа застонала от восхищения.
На Элизабет было короткое кожаное одеяние тачакской девушки-кочевницы, простое, грубое, без рукавов, напоминающее удерживаемую на одном плече тунику, заканчивающуюся короткой, забранной поясом юбочкой, очень широкой, чтобы не мешать ездить верхом.
— Две сотни золотых! — немедленно предложил торговец с Коса.
— Двести пятнадцать! — перебил какой-то офицер из высших чинов воздушной кавалерии Ара.
Девушкам приказали спуститься и пройти вокруг каменного постамента, и они на славу исполнили круг почета, пожираемые взглядами присутствующих. Вернувшись на помост, Вирджиния стала в центре, а Филлис и Элизабет у неё по бокам.
Ставки взлетели до двухсот сорока. Послышались огорченные, разочарованные крики тех представителей торгового мира, кто, очевидно, не был столь богат и не имел возможности продолжать торг.
Под очередной удар кнута ведущий подошел к Вирджинии и, взяв её за левую руку, сковал запястья девушки у неё за спиной. Затем он сбросил с её плеча лямку, удерживающую тунику, и оставил её свисать со стягивающего талию девушки шнурка. Зрелище, безусловно, понравилось. Последовало предложение в двести пятьдесят тарнов. Аукционист дал сигнал бьющему кнутом, и под его резким щелчком девушки поменяли позицию.
Теперь Филлис стояла впереди остальных. С нее, как и с Вирджинии, также была сброшена туника, что нашло ответную реакцию одного из присутствующих, предложившего двести семьдесят золотых. Девушки снова поменялись местами. Вперед вышла Элизабет.
— Некогда, — заметил аукционист, — она, очевидно, принадлежала тачакам.
Зрители встретили его заявление одобрительным гулом. Тачаки, одно из племен далеких народов фургонов, обитающих где-то в южных широтах Гора, всегда считались таинственными, загадочными людьми, вызывающими неизменный интерес, хотя северяне и относились к ним с большой опаской.
— Кстати, попробуйте угадать, которая из этих троих рабыня красного шелка, — предложил ведущий.
Толпа ревом выразила свою догадку.
— Правильно, — подтвердил ведущий. — И уж наверняка её прежний тачакский хозяин использовал её, как надо.
За дружным смехом зрителей чувствовалась плохо скрытая зависть к этому дикарю.
Элизабет сжала кулаки и рванулась было к аукционисту, но тот уверенным движением поймал её руки и, заломив их за спину, сковал наручниками.
Элизабет сжала кулаки и рванулась было к аукционисту, но тот уверенным движением поймал её руки и, заломив их за спину, сковал наручниками.
— Ты доставляла удовольствие каким-то дикарям, — бросил ей ведущий. — Теперь посмотрим, сможешь ли ты порадовать жителей славного города Ар.
С этими словами он резким движением сорвал с плеч девушки тунику и обнажил её до пояса.
Элизабет была просто прекрасна. И запястья ей, как и другим девушкам, не зря сковывали за спиной, чтобы уж ничего не мешало зрителям полюбоваться совершенством её форм. А полюбоваться действительно было чем.
Я поймал себя на мысли, что мне нестерпимо хочется схватить её в объятия и стереть своими губами красную помаду с её губ. Желания остальных присутствующих, очевидно, не во многом отличались от моих.
— Триста золотых тарнов! — заявил какой-то богач Ара.
Восхищенные возгласы зрителей подтвердили, что он нисколько не переплачивает.
— Триста пять! — выкрикнул рабовладелец с Тора.
— Триста десять! — предложил торговец с гербом Тироса на рукаве.
Аукционист окинул пристальным взглядом скрытые темнотой ряды амфитеатра.
— А что Самос, первый из рабовладельцев Порт-Кара, не присутствует у нас в этот вечер? — во всеуслышание поинтересовался он.
Все взгляды устремились на одну из лож, расположенных перед самым постаментом.
Здесь, развалившись в мраморном кресле, с видом сытого, удовлетворенного животного, восседал Самос.
Темных тонов одеяние его было простым, плотной вязки. Отброшенный на плечи капюшон открывал большую голову с редкими седыми волосами. Лицо человека было красным, задубевшим от соленого морского ветра.
Во всем его облике чувствовались сила, опытность, проницательный ум и жестокость. Он производил впечатление хищника, вышедшего на охоту и подстерегающего очередную жертву.
— Присутствует, — негромким голосом ответил Самос.
До сих пор он не делал предложений цены.
— Мне кажется, — заметил ведущий аукциона, — Самос из Порт-Кара, первый из рабовладельцев всего моря Тасса, тоже уделит толику своего внимания этим недостойным рабыням.
Самос с минуту помолчал.
— Покажи мне этих женщин, — наконец потребовал он.
Зрителям его требование явно пришлось по душе.
Аукционист низко поклонился Самосу, самому крупному из рабовладельцев Порт-Кара.
Вслед за этим почти одновременно под троекратное щелканье хлыста туники с девушек были сброшены, и они предстали перед публикой во всей своей красоте.
Толпа заколыхалась, и, казалось, зрители в единодушном порыве подались вперед. Никто из них не мог даже определить, какие предложения цены могут быть сделаны для этих девушек.
Они действительно были прекрасны, все трое.
Когда первое волнение в зале улеглось, среди общей тишины, слева раздался повелительный голос Самоса.