— Нет! — продолжала истерично кричать Лана.
— Марш в камеру, рабыня! — скомандовал Хо-Ту, снимая с пояса стимулятор.
В глазах девушки появился животный ужас. Она бросила последний взгляд на Ремиуса и, опасаясь вывести из себя Хо-Ту, опрометью бросилась из зала. Вирджиния Кент опустилась на колени перед Хо-Ту и низко склонила голову.
— Спасибо, господин, — сказала она.
Хо-Ту взял её за подбородок и приподнял ей голову.
— Ты смелая девчонка, маленькая рабыня, — сказал он. — Но к мискам с овсянкой тебя допускать опасно.
Она снова уронила голову.
— Ну, хватит! — тут же пробурчал Хо-Ту. — Живо в камеры!
И Вирджиния Кент, некогда преподававшая в колледже на Земле древнюю историю, мигом вскочила на ноги и, босая, в короткой тунике рабыни, побежала в камеры для ожидающих, откуда её поутру вместе с остальными отправят на невольничий Куруманский рынок, где она, стоя на деревянных подмостках рядом с Филлис и Элизабет, будет своим выставленным на продажу телом, как и сотни других девушек, зарабатывать деньги для дома Кернуса.
Хо-Ту поглядел ей вслед и усмехнулся:
— До чего смелая девчонка.
— И весьма опасная, когда у неё под рукой оказывается миска с овсянкой, — напомнил я.
— Да, верно, — согласился он.
Я окинул взглядом опустевший зал. Теперь здесь оставались только охранники и члены обслуживающего персонала. Мне уже хотелось вернуться в свою комнату.
Прощание с Элизабет давалось мне тяжелее, чем я мог предполагать.
Внезапно в зал вошли два охранника, толкая перед собой женщину.
Я заметил, что лицо Хо-Ту покрылось мертвенной бледностью. Его рука потянулась к кривому ножу на поясе.
Женщину подвели к столу, к тому месту, где сидел Кернус. Вокруг её талии был завязан ярко-алый шнурок, с которого свисала длинная полоса красного шелка. Волосы женщины были распущены, а руки стянуты цепями за спиной. На левой лодыжке у неё ещё позвякивали прикрепленные колокольчики, по звон их уже не казался таким мелодичным, как раньше. И шокера для рабов у неё на поясе тоже не было.
— С Кейджералией тебя, Сура, — приветствовал женщину Кернус.
— С Кейджералией, господин, — с неприкрытой злостью ответила она.
Хо-Ту не выдержал.
— Пусть она вернется в свою комнату, — обратился он к Кернусу. — Сура хорошо служила нам. Она лучшая наставница во всем Аре.
— Ей следует напомнить, — ответил Кернус, — что она всего лишь рабыня.
— Я прошу вас! — воскликнул Хо-Ту.
— Это решено, — сказал Кернус. — Пусть разыграют, кому она достанется.
Несколько мужчин оставили свои места и собрались вокруг одного из столов, на котором тут же появились игральные кости и пустой кубок. Сура с низко опущенной головой продолжала неподвижно стоять перед Кернусом на коленях.
Сура с низко опущенной головой продолжала неподвижно стоять перед Кернусом на коленях. Охранник пристегнул к её ошейнику цепь, а ключ от крохотного замка — кусок загнутой на конце проволоки — повесил себе на грудь. За спиной женщины мужчины возбужденными криками сопровождали каждый бросок игральных костей. Я начинал догадываться, что это уже не просто очередной розыгрыш; за всем стояло нечто большее. Гордость Суры и занимаемое ею в доме положение, хотя она и была всего лишь рабыней, признавались и большинством охранников, и членами обслуживающего персонала. Похоже, даже Кернус решил, что она заходит слишком далеко, поэтому и счел необходимым унизить её, позволив использовать Суру как обычную рабыню красного шелка.
— Она — моя! — радостно воскликнул один из бросавших кости. — Я буду с ней первым!
Послышались завистливые возгласы его товарищей, и дележка женщины продолжилась с удвоенной силой.
До меня наконец дошло, что они разыгрывают очередность обладания ею и что ей предстоит обслужить каждого из них.
Я взглянул на Хо-Ту. К моему удивлению, его глаза уже не горели злобой, в них стояли слезы. Но рука судорожно сжимала рукоятку кривого ножа.
Сура застыла на коленях на каменном полу с низко опущенной головой и рассыпавшимися по плечам густыми волосами, лишь бедра были прикрыты клочком красного шелка, с руками, стянутыми цепями за спиной. Я заметил по её плечам, что она плачет.
Тогда я неторопливо поднялся с места, подошел к не замечающим ничего вокруг возбужденно бросающим игральные кости мужчинам, не говоря ни слова в ответ на возмущенные выкрики, раздвинул их и забрал у очередного игрока кубок с костями. Тот недовольно нахмурился, но возражать не посмел. Я пристально посмотрел каждому из них в лицо и вытряхнул игральные кости из кубка прямо под ноги. Бросок был плохой, очков выпало мало. Кое-кто из стоявших вокруг меня рассмеялся. Но тут я обнажил меч и концом лезвия перевернул кубики так, что они стали показывать наибольшее количество очков.
Лица игравших исказила злобная гримаса. У кого-то вырвался гневный крик. Они едва сдерживались от возмущения.
— Она — моя, — произнес я, стараясь сохранять спокойствие и невозмутимость. — И я буду пользоваться ею один.
— Нет! — закричал стоящий рядом охранник, бросаясь на меня.
Я внимательно посмотрел на него, и он, сжимая побелевшие пальцы в кулаки, резко развернулся и, бормоча себе под нос проклятия, быстрыми шагами оставил зал.