— Мы с вами отправимся на вашем коптере. Только без пилота. Предупредите свое начальство… У нас мало времени.
Желто-синий коптер взмыл в воздух сразу же за катером Лоссберга, но тот, естественно, не стал дожидаться своего тихоходного товарища — ударив двигателями, «сто сорок пятый» мгновенно растаял в голубом сиянии неба.
— Вдоль побережья, — распорядился Хикки. — Обойдем все коридоры порта, а потом свернем. Знаете, я порядком психанул там, в рубке. Вроде бы я пилот первого класса, но «Газель» имеет довольно специфичное управление — был момент, когда я совершенно растерялся. Если бы не Лоссберг, мне пришлось бы долго кружить, приноравливаясь к характеру этой птички. А через разодранный борт уходил бы воздух нижних палуб.
— Вы пилот? — удивилась Леа.
— Я офицер СБ. Почти семь лет назад я уволился в резерв, а теперь мне опять пришлось надеть погоны.
— Простите, — перебила его комиссар, — я все время хотела спросить: зачем вы убили Жирного Ника? Ведь риск был огромен…
— Это Этерлен, — поморщился Хикки. — Он настаивал — после Йохансона и той истории с Шанцевым. К тому же у нас не было никакой уверенности, что «королей» валят не из-за него… теперь-то все понятно. Хотя нет, какое там, к черту, понятно! Кто такой этот мальчишка Батицкий? По чьему приказу он, кадет Академии СБ, стал изощренным киллером?.. Вы ощущаете, насколько бредово это звучит: кадет-киллер? Да какой киллер! Теперь, конечно, ясно, почему убийцы не оставляли никаких следов. Кадет-старшекурсник умеет гораздо больше, чем лучший из полицейских «волков».
— Это как-то связано с вашей миссией?
— И да и нет, мэм комиссар. Моя миссия — вовсе не расследование причин гибели конвойных и транспортных боссов. Все намного сложнее… вопрос, которым я занимаюсь, может показаться не слишком значительным, но для нас он чрезвычайно важен. Всех нас ждет война, в которой, наверное, не будет победителей. Мы с вами, несомненно, погибнем, но человечество как раса может уцелеть. Поэтому тут нет и не может быть мелочей. Каждая такая «мелочь» — это песчинка на чаше весов.
Леа Малич покачала головой и тихонько вздохнула.
«Они еще не понимают, вдруг подумал Хикки, они, цивильные, все еще думают, что ее величество Война обойдет их дома стороной, прогремит, как это уже было, где-то там, среди далеких звезд. Но на этот раз все будет не так. Или мы, или они, и никак иначе. Она думает, что впереди еще целая жизнь, — но ее, увы, уже нет. Когда вокруг вскипят океаны, жить будет поздно…..
Время жить и время умирать. Первое уже позади, и теперь мне ли бояться смерти? Я умру, как умрете и вы все… но, может быть, прежде чем умереть, я смогу сохранить для будущего другие жизни? Так дерево, погибая от жары в засушливый год, продолжает разбрасывать вокруг себя летучие семена в надежде, что хоть некоторые из них смогут дожить до оживляющего ливня и посеять новую жизнь. И возможно, она будет не такой, как прежде».
— Я верю в человека, — сказал вдруг Хикки, глядя, как тают под крылом далекие дюны побережья, — я верю в то, что мы еще молоды и впереди у нас огромный запас пассионарных сил. Я не знаю, что нас ждет: может быть, как предрекают некоторые, упадок и новые Темные Века, но я уверен в том, что все вернется — новая слава ляжет поверх старой, вознося имя человеческое. Ради этого не страшно умирать…
Леа посмотрела на него с удивлением, к которому примешивалось восхищение.
Не видя ее глаз, Хикки все так же продолжал смотреть в боковое окошко кабины.
— Возьмите правее, — сказал он. — Кажется, мы уже вышли из зоны безопасности порта.
***
Выйдя из коптера, женщина долго рассматривала старый «замок», не двигаясь с места.
***
Выйдя из коптера, женщина долго рассматривала старый «замок», не двигаясь с места. Хикки терпеливо ждал, когда она насытится впечатлениями; из глубины дома раздавались отрывистые команды Этерлена, который с помощью Лоссберга готовился к допросу захваченного террориста. По его речи Хикки сразу понял, что он собирается использовать «химию». Такой допрос, основанный на гипнотических способностях дознавателя, требовал немалой энергии. Хикки знал, что Этерлен в этом отношении гораздо сильнее его самого, но беспокоился за сохранность нервной системы генерала.
«В случае чего, — решил он, — придется подключаться самому».
— Кто это построил? — спросила Леа, подходя к фиолетовой лестнице «замка».
— Так, один сумасшедший, — отмахнулся Хикки. — Собирался воевать с призраками. Идемте, они наверху.
Этерлен и Лоссберг расположились в просторном холле второго этажа. Мьюз, уже приведенный в чувство, был крепко привязан к креслу. Он выглядел жалко: глядя, как Этерлен умело собирает инъектор, террорист мелко трясся, по его лицу текли крупные капли пота.
— Что, парень, — говорил Этерлен, — хватать женщин и детей ты умеешь, а укольчиков боишься? Ничего, сейчас мы прочистим тебе мозги…
— Это так называемый «психосиловой допрос», — объяснил Хикки женщине. — Вам, разумеется, такие номера запрещены. Даже мы применяем их только в исключительных случаях: это довольно опасно.
Этерлен прикоснулся инъектором к шее Мьюза, и тот сразу же обмяк, в глазах появился пустой идиотический блеск.