— Нас кто-то спрашивает?
Хикки слез со стола, подлил коньяку в опустевшие рюмки и пересел в кресло. Этерлен следил за ним с неизменной иронией во взгляде. За последние годы он стал еще суше, чем прежде; цинизма также прибавилось. Никто, даже самые близкие люди, не догадывался, что же творится в его душе на самом деле.
— Что ты собирался сегодня делать? — спросил Этерлен.
— Я собирался ехать к Лерману. Ты с ним знаком?
— Что-то слышал. Какой-то магнат?
— Да, заметная фигура. Крепко связан с «баронами». Прокуратура знает, но… доказательств, как всегда, ноль. Хочешь поехать со мной?
— Не мешало бы. Только переоденусь, не ехать же мне в этом, — усмехнувшись, Этерлен выразительно постучал по своим погонам.
Сидя за рулем своего быстроходного «Блюстара», Хикки думал о том, что присутствие генерала для него необременительно, но в то же время наводит на определенные мысли. Из прибытия Этерлена напрямую следовало, что Дед придает всей операции гораздо большее значение, чем Хикки считал вначале. А может, и в самом деле имеет какие-то одному ему понятные расчеты и резоны.
— Какая у вас странная погода, — заметил Этерлен, глядя на висящую над городом дымку. — Такое ощущение, что я в бане.
— Ничего странного, — усмехнулся в ответ Хикки. — Тропики, обычное дело.
Кар спустился в сити. Здесь движение замедлилось: несмотря на середину дня, старые стриты были загружены достаточно плотным потоком транспорта.
— Я все время удивляюсь, почему на Авроре так мало коптеров, — произнес Этерлен.
— В городах нельзя, — объяснил Хикки. — Ты же сам видишь, тут не Орегон с его двухэтажной архитектурой, у нас что ни город, то скопление старых башен. Попробуй полетай… Да еще с пьяных глаз. Знаешь, как у нас тут заливаются? По верхнюю палубу, и не иначе.
Этерлен одобрительно хмыкнул. Хикки притормозил, пропуская встречную машину, и резво завернул налево, в широкую арку респектабельного небоскреба.
Они бросили кар в подземном паркинге, поднялись на внутреннем лифте и вышли в холл.
Этерлен недоверчиво сверлил глазами живописное нагромождение камней, искусственные ручейки и замаскированные кадки с папоротниками — непременный атрибут любого солидного билдинга.
— Колониальная роскошь, — заявил он с презрением. — Цацки. Мало с вас налогов дерут.
— Скажи это громко, — посоветовал ему Хикки, подходя к лифту. — Чтоб все слышали. И представься: житель Метрополии… Знаешь, как вас, захребетников тут любят?
— Даже в лифте климат-контроль, — прошипел Этерлен, совершенно не обращая внимания на его реплики. — Ох, мало с вас дерут…
— Вы бы лучше что-нибудь производили, — огрызнулся Хикки. — Вместо того чтобы сидеть у колоний на шее.
Этерлен не отреагировал.
Хикки осторожно приоткрыл дверь в дальнем конце светлого коридора. Вслед за ним в просторный предбанник с двумя секретаршами просунулся и Этерлен — уже бесцеремонно.
— Я к мастеру Лерману, — сообщил Хикки секретарше.
— Вам назначено, милорд?
— Да… мы договаривались.
Несколько секунд спустя Лерман распахнул перед ними дверь своего кабинета.
— Удивительно, — сказал он, пожимая руки гостям, — вот уж кого я не ждал увидеть, так это тебя, Хикки. Присаживайтесь, джентльмены. Коньяк, виски?
— Коньячку, — потянулся Этерлен.
Устраиваясь в кресле, он одернул свой элегантный камзол из легкого белого полотна так, чтобы висевший на бедре ствол остался незаметным.
Лерман что-то пропел в интерком, радушно вытащил из стола коробку сигар и вернулся за стол, готовясь слушать. В кабинет тем временем незаметно просочилась девушка с подносом, на котором гордо красовались золоченый кофейник, чашечки и бутыль с коньяком. Отпустив ее взмахом руки, хозяин разлил напитки, с неторопливой тщательностью раскурил толстенную сигару и поднял на Хикки нагловатые шулерские глазки. Свою карьеру Найдж Лерман начинал в качестве мелкого мошенника, посредника в сомнительных финансовых операциях — с тех пор минули долгие годы, но глаза магната так и не изменились. Он был настоящим сыном своей эпохи.
Хикки имел тщательно подготовленный план беседы однако осуществить его ему не удалось — по причинам которые трудно назвать прозаическими. В ту секунду, когда он, отхлебнув из пузатой рюмочки, в последний раз пережевывал про себя фразу-вступление, за его спиной что-то мокро хлопнуло.
Дальше ему было не до вступлений.
Этерлен вылетел из кресла, как подпружиненный чертик из старинной табакерки: прежде чем он выпрямился, в его руке щелкнул снимаемый с предохранителя излучатель. Это произошло столь неожиданно, а главное — так стремительно, что Лерман выронил из пальцев тонкую фарфоровую чашку с золотыми дракончиками.
Туманно — чертовы годы, все забываешь! — соображая, что сейчас произойдет, Хикки перепрыгнул через стол и обрушился своим телом на Лермана, опрокидывая его вместе с креслом на пол…
— Вва-аа!!! — возмутился тот.
Дверь кабинета, обшитая изнутри элегантным звукопоглощающим материалом, резко распахнулась. «Моргенштерн» в руке Этерлена дернулся и дважды сплюнул голубоватыми струями. Ответом в уши ударил отчаянный крик, сменившийся ревом ярости. Еще выстрел. Хикки прижал Лермана ногой к полу и осторожно выглянул из-за стола.