Твой Фомич — не исключение из правил. Вот таким изощренным способом — через тиранию и диктатуру — он пытался тебя защитить от возможных лишений и оградить от разрушительной программы постоянного страха за жизнь. На самом-то деле он хотел как лучше… А что ты теперь к нему чувствуешь? — тут же поинтересовался Ангел.
Клим по колено зашел в прозрачную теплую воду.
— Наверное… Сложно сказать… Но мне спокойно. Он уже не вызывает никаких отрицательных эмоций.
— Да и поведение мамы, наверное, уже не вызывает былого раздражения, правда, Клим?
Тот молча кивнул головой.
— Вот видишь, как хорошо! — обрадовался Ангел. — Твоя мать, которую ты постоянно осуждал за жертвенность и, как ты считал, бесхребетность, имела полное право прожить свою жизнь так, как она сочла нужным. И это — ее личный ВЫБОР, в который ты не должен вмешиваться. Освобождение от негативных эмоций, которое ты испытал, это и есть отпущение. Закон Вселенной прост: «Если в твоей жизни есть что-либо ненавистное и невыносимое, то самый простой способ от этого избавиться — это благословить его с Любовью и отпустить». Хотя, скажу тебе откровенно, на это уходят порой годы и требуется много мудрости и терпения…
— Гел, — внезапно спросил Клим, пристально заглянув в изумрудные глаза Хранителя. — А что ТАМ было?..
— Ты дописал свой дневник.
— А потом?
— А потом, как положено настоящему мужчине, посадил дерево, построил дом и вырастил сына! — отшутился Ангел.
— Я о доме как раз и спрашиваю! Что это было за здание и какое оно имело ко мне отношение?
— А О ЧЕМ ТЫ МЕЧТАЛ? — вопросом на вопрос ответил Хранитель, всем своим видом давая понять, что эта тема закрыта. — Кстати, уже можно убирать мусор!
За всеми этими видениями Клим совершенно забыл о зловонной свалке под скалой.
— Гел, но здесь НИЧЕГО НЕТ! — через минуту растерянно топтался он на знакомом пятачке.
— Зри в корень! — лукаво подмигнул Гел.
Клим присмотрелся и неожиданно заметил на месте бывшей мусорной кучи слегка присыпанный мелкой галькой некий светлый прямоугольный предмет… Да это книга!
— «ПЕРЕКРЕСТОК»… Гел, я ее уже видел — там, в книжном магазине! — удивленно воскликнул Клим, протягивая Хранителю томик в знакомом плотном переплете и с изображением облачного неба на обложке.
— Цель каждого человека — строить свою МЕЧТУ и воплощать ее в жизнь, — начал Ангел без лишних предисловий. — Мечта — это самое ценное и сокровенное, поэтому нужно уметь создавать из нее реальную физическую форму и делать позитивное действие. Это — обязательная задача для каждого живущего на Земле и вечный жизненный экзамен. ИЗ НИТОЧКИ СВЕТА СЛАГАЕТСЯ ВЕЧНОСТЬ! — туманно добавил Хранитель, прижав к себе книгу, как хрупкую драгоценность.
— Дай еще посмотреть! — попросил Клим.
— Еще насмотришься! — интригующе заверил Ангел…
Старенькая дверь хрущевки уныло скрипнула жалобным стоном давно не смазанных петель. В узком коридоре стоял тяжелый спертый воздух — то ли от многочисленных лекарств, то ли от запущенной смертельной тоски…
В полутемной комнате с плотными шторами беззвучно мигал телевизор и монотонно тикали старинные настенные часы.
Клим не сразу узнал в маленьком щуплом старике, задремавшем в кресле, грозу своего детства и юности. Веки старика дрогнули, и он совершенно чужим и слабым голосом спросил:
— Клим, это ты? А где мама?
— Мама осталась дома, Михаил Фомич.
Веки старика дрогнули, и он совершенно чужим и слабым голосом спросил:
— Клим, это ты? А где мама?
— Мама осталась дома, Михаил Фомич. Я взял у нее ключи и решил к вам заехать. Как вы себя чувствуете?
— Да ничего… Можно сказать, что отлично! — попытался взбодриться отчим, с трудом нащупывая очки на журнальном столике. — Вот видишь — уже сижу, даже с палочкой иногда пытаюсь ходить, и все это — благодаря ей!
Клим успел заметить аккуратно разложенные на столе старые фотоальбомы с семейными фотографиями.
— Любуюсь прошлым, — со скрытой грустью объяснил Фомич, поймав взгляд Клима. — А ты очень изменился, совсем взрослый стал!
Клим непроизвольно улыбнулся — такое впечатление, что речь шла о белобрысом мальчишке с черно-белой фотографии из альбома. И сжалось сердце — больной, одинокий старик, оставшийся наедине со своей памятью, и властолюбивый жестокий Горыныч — совершенно разные люди!
— Спасибо, что пришел! — тусклые глаза старика заметно увлажнились. — Я уже и не надеялся тебя увидеть…
— Михаил Фомич, я пришел вам сказать, — начал Клим, присев возле отчима, — во-первых, спасибо за книги и за дневник — это было для меня настоящим подарком. А во-вторых… — он увидел, как губы старика заметно задрожали, — простите меня… Ведь это я тогда настоял на вашем разводе с матерью, я запретил ей видеться с вами, я провернул куплю-продажу вашей квартиры в центре города и я…
— Дальше не продолжай, — остановил его отчим. — Сейчас не время выяснять отношения. Значит, я это заслужил… Рано или поздно каждому из нас приходится платить по счетам и отвечать перед жизнью за то, как мы распорядились ее дарами. Так что и ты меня прости, Клим, — продолжил Фомич, и его сморщенное лицо еще больше сжалось от внутренней боли. — Я был тираном, деспотом, самодуром… Не перебивай! Я и сам знаю, что это — так… Иначе ты бы меня хоть раз в жизни папой назвал. Но я искренне тебя любил, как мог… Грех один старый на мне есть и не дает покоя… Вот послушай. Был у меня в молодости закадычный друг, не разлей вода. И надо же — мы с ним одновременно влюбились в одну и ту же девушку! Но был он слишком ветреный и вольный, как птица. Я знал, что поиграет он с нею немного и дальше полетит. А я был настроен серьезно и решительно. Однако что я ни делал, как ни старался ухаживать — а она все равно к нему да к нему… Но ты меня знаешь, — усмехнулся отчим, — если мне что нужно — так я зубами выгрызу! Так и тогда. Сказал своему другу, что, мол-де, она ему со мной изменяла, и неоднократно, даже доказательства умудрился подстроить. А ему поверить — только на руку оказалось: она уже была от него беременна на третьем месяце. Ну, в результате друга я потерял, зато жену себе приобрел такую, как хотел. Правда, посопротивлялась она немного, а потом — ничего: стерпелось, слюбилось, да и куда ей самой с дитем на руках?..
Клим молча, не отрываясь, смотрел на отчима, пытаясь определить, какие чувства у него сейчас вызывает этот жалкий старик после откровенных и жестких признаний.
— Да, это я ее разлучил с твоим отцом, — продолжил Михаил Фомич. — За обман — каюсь, но будущего у них все равно бы не было. Я старался тебя любить, Клим, как родного сына, и все время хотел из тебя воспитать настоящего мужика. Но, признаюсь откровенно, все равно все эти годы сидела в сердце затаенная обида на твою мать, что когда-то она меня другому предпочла. А ведь ты мог быть действительно моим кровным сыном! Знаешь, сколько я об этом думал? Наверное, поэтому я и тиранил вас излишне — мстил таким образом, что ли…
— Ладно, Фомич, это тоже дело прошлого, — Клим миролюбиво коснулся его плеча.