— Нет, ничего не нужно, — с облегчением вздохнула мама и достала из шкафа увесистый сверток в пожелтевшей от времени бумаге. — Ну, раз ты все уже знаешь, тогда возьми это сейчас. Михаил Фомич просил передать тебе сразу после своей смерти и… извиниться перед тобой, если ты, конечно, сможешь его простить.
— Это что? — спросил Клим, пытаясь сразу разорвать добротно склеенную бумагу.
— Дома посмотришь, — ответила мама. — Я точно не знаю, что там, но он сказал, что возвращает тебе твою потерю…
…Он долго не мог заснуть, в сотый раз рассматривая свои сокровища. Да, это действительно были его сокровища, которыми, как мальчишка, никак не мог налюбоваться. Несколько книг его любимых философов, работы известных психологов, зачитанные до дыр брошюры по различным восточным техникам медитации, карманный словарик мудрых изречений и, наконец, главное в этом богатстве — его дневник, где хранились личные записи и размышления о смысле жизни.
— Ну, Горыныч, ну, жучара! Вокруг пальца обвел, говорил, что все уничтожено! — беззлобно усмехнулся Клим, перелистывая страницы, заполненные ровным каллиграфическим почерком.
Вот последняя запись: «КАК СТАТЬ СЧАСТЛИВЫМ», выделенная красной пастой и заканчивающаяся двоеточием, предполагающим долгий и развернутый ответ на этот жизненно важный вопрос. Ответа так и не последовало. Записи оборвались именно на этой фразе, точнее, были оборваны Горынычем. Как всегда, резко и грубо.
«…А ты по-прежнему дурью маешься? Все смысл жизни ищешь?» — прогремел в памяти жесткий командный голос отчима.
Горыныч, как настоящий чекист, умел подкрадываться незаметно. Вот и тогда он внезапно возник за его спиной и умудрился прочитать из-за плеча броское вступление. Клим не успел опомниться, как отчим быстро выхватил дневник и стал громко зачитывать последние фразы, гримасничая и кривляясь на каждом слове. Появилось страстное желание врезать в это самодовольное лицо, и Клим крепко сжал кулаки, чтобы не дать им волю.
«Какое вы имеете право?» — выдавил он из себя.
«Это ты какое имеешь право, тунеядец, так распоряжаться своим драгоценным временем? — прорычал Горыныч, брызжа слюной и размахивая перед его носом растрепанным дневником. — В семнадцать лет пора уже голову иметь на плечах, а не х…й страдать, — выругался отчим. — Счастья тебе захотелось? Так счастье состоит не в погружении в эти маразмы, — он гневно сбросил со стола стопку книг по философии, — а в работе над собой, чтобы стать человеком. Понимаешь? Че-ло-ве-ком, а не этим, как его, словоблудом…»
Горыныч слегка спустил пары, но совсем ненадолго.
«Все! Ты меня окончательно достал. Значит, пока я пробиваю тебе путевку в жизнь и подготавливаю твое беспроблемное поступление в училище, ты вместо занятий продолжаешь медитировать?! Этот мусор немедленно уйдет на свалку, — он стал забрасывать в подвернувшуюся картонную коробку упавшие на пол книги и дневник. — И не вздумай рыться в кладовке или в моем гараже! — зловеще предупредил он, сузив от ярости глаза. — Все пойдет в печку!»
«Я тебя ненавижу!» — закричал Клим ему в спину. Дыхание перехватило, а слезы затянули пеленой глаза.
«Ненавидь. Зато потом спасибо скажешь», — обернулся Горыныч и, бросив на него полный презрения взгляд, вышел из комнаты.
Почему он тогда позволил забрать свои книги и главное — дневник? Почему не смог отстоять право на свои желания? Почему предал свои мечты? Сейчас было уже трудно найти правильный ответ, да и бессмысленно: Горыныч при смерти, и он сам ненамного от него отстал…
Уже светало, а Клим все листал дневник.
Теперь казалось невероятным, что это было когда-то написано его рукой. Автор дневника был романтиком в душе, искателем, философом и мечтателем — дерзким, вдохновенным и целеустремленным, полным желаний и планов.
«Умные мысли, смелый полет фантазии!» — не переставал удивляться Клим, перечитывая строчки, как будто бы рожденные другим человеком.
От дневника веяло теплом, легкой грустью по забытой юности, когда все то, о чем ему неоднократно говорил Хранитель, было так близко и так доступно. Оно было совсем рядом. Стоило только протянуть руку и узнать, как стать СЧАСТЛИВЫМ…
«Как стать счастливым…» — чуть слышно прошелестели волны, мелодично перекатывая прибрежные камни, и словно легонько вытолкнули его на знакомый берег.
«Я незаметно заснул… или проснулся…» — подумал Клим.
Он с удовольствием глотнул чистого воздуха, пропитанного соленым морем, терпким йодом и можжевеловым ароматом. С каждым разом Место его Покоя становилось все реальнее и осязаемее.
— Слушай, Клим, а ты в юности был толковым парнем!
Он не сразу увидел Ангела, восседавшего на своем любимом камне, чем-то напоминающем по форме уютное домашнее кресло.
Щурясь от яркого солнца, Клим заметил в руках Хранителя свой заветный дневник, который тот с интересом пролистывал.
— Да… Отличные мысли! Сам придумал или у известных мыслителей содрал?
— И то, и другое, — кратко ответил Клим и подошел к Хранителю. Пожав его смуглую руку, он расположился рядом на теплых округлых камнях, ожидая предстоящих «разборок». Судя по всему, они были неизбежны. И Клим не ошибся в своем предчувствии.
— Чудесно! — воскликнул Гел и стал цитировать одну из дневниковых записей: — «Кто я есть? Это единственный вопрос, который заслуживает того, чтобы быть заданным. Судьбой нам предназначено играть бесчисленное множество ролей, но все эти роли — не мы, а за многочисленными масками кроется наша истинная сущность». И вот дальше — еще лучше! «Божий замысел относительно нас состоит в том, чтобы мы нашли себя». Ну как, Клим, ты себя нашел?
— Издеваешься? — лениво переспросил Клим. Почему-то сегодня ему просто хотелось послушать тишину природы, не прерываемую рассуждениями Хранителя.
— Не издеваюсь, а хочу разобраться, когда именно ты завел эту свалку и умудрился так захламить это божественное место!
— Какую еще свалку? — удивился Клим, невольно оглядываясь по сторонам.
Ужас! И где раньше были его глаза?! Чуть поодаль от того участка берега, где они сидели, возле огромной отвесной скалы, густо поросшей пушистыми кустарниками, возвышалась целая гора мусора. А вокруг были разбросаны клочья бумаги, и вился серый пепел от истлевшего костра. Над мусорником с назойливым жужжанием летали навозные мухи и осы. Клим брезгливо поморщился — ему показалось, что от этой свалки исходит тошнотворный запах то ли гниения, то ли застоявшейся плесени…
— Господи, откуда оно тут взялось? — с отвращением воскликнул он.
— Это ты у меня спрашиваешь? — переспросил Хранитель. — Не волнуйся, ты не одинок — у каждого человека есть своя персональная свалка, отличная только по своему составу и размеру. А пока полюбуйся на свой личный мусорник!
— Почему мой? — Клим продолжал оторопело смотреть на зловонный хлам, не рискуя подойти ближе.
— Это мусорник твоих Надежд, — ответил Хранитель, с задумчивым видом листая дневник. — Божественная Сила, заключенная внутри каждого человека, всегда готова помочь в осуществлении заветных желаний и надежд.