Водитель остановил машину на довольно большом расстоянии.
— Не стоит, мэм, — сказал он в ответ на пожелание Лоры подъехать поближе.
Шестеро серых гигантов топтались на берегу. Время от времени один или другой запускал хобот в воду, желтую, как горчичный соус, и, набрав побольше, совал хобот в рот. Или устраивал себе маленький душ. Уши слонов жизнерадостно раскачивались.
— Они не выглядят опасными, — сказала Лора.
— Мэм, — проводник повернулся к ней, — если вы не понравитесь кому-то из них, он запросто перевернет «лендровер» вместе с вами.
— Но мы можем уехать!
— Они бегают со скоростью двадцать миль в час.
— Но у вас есть ружье!
— Чтобы убить слона, мэм, даже из большого ружья, нужно подпустить слона очень близко, — терпеливо разъяснил проводник. — И если двух выстрелов окажется недостаточно, слон убьет всех нас. Ей-богу, мэм, я предпочту голодного льва разъяренному слону!
— Я вовсе не говорила о том, чтобы их убивать, — обиделась Лора. — Можно ведь выстрелить в воздух, и он испугается…
Проводник молча смотрел на нее.
Лора вздохнула и снова взяла бинокль, наведя его на ближайшее к машине животное. Слон вытянул хобот. В бинокль были отчетливо видны два темных круглых отверстия на его конце и два нароста, похожие на большой и указательный пальцы.
Лора отложила бинокль и взялась за фотоаппарат.
Тенгиз смотрел на линию гор, поднимавшихся на востоке.
«Африка, — думал он. — Возможно, именно здесь появились первые люди…»
Слоны закончили водные процедуры и не спеша двинулись прочь, время от времени подхватывая хоботами ветки кустарника и отправляя их в рот.
— Будем возвращаться в лагерь, сэр? — спросил проводник.
— Да, — кивнул Саянов.
Сегодня они увидели достаточно.
Они провели в парке еще один день. Видели бегемотов, буйволов, зебр (этих можно было наблюдать, не выходя из огороженного проволочной сеткой лагеря), львов и гиен. Кормили шакалов, нашли совершенно целый череп гну. Череп этот, с парой великолепных рогов, Тенгиз решил увезти с собой. Под конец один из здешних работников, южноафриканец Сэм Ванвейль, который подвозил Тенгиза и Лору из аэропорта, пригласил их посмотреть, как ловят жирафа.
Глава четвертая Старый жесткий носорог
Чиновник Земельного департамента Куто Буруме поперхнулся, и изысканное лакомство — жирная жареная гусеница — выпало у него изо рта на клавиатуру. А Куто Буруме так и остался сидеть: оцепеневший, с открытым ртом, глядя на монитор.
На мониторе было нечто ужасное. Там был смертный приговор ему, Куто Буруме. А может, кое-что похуже, чем смертный приговор. О том, что творится в подвалах президентского дворца, ходили такие слухи… Лучше повеситься.
Трясущейся жирной рукой чиновник потянулся к телефону.
— Али? — пискнул Буруме в трубку. — Беда, Али! Во имя Аллаха, да, Али, это я! А кому мне еще звонить? Это касается нашего… Понял! Да, Али! Никаких имен! Да, я еду!
Чиновник вскочил, уронив на пол тарелку с гусеницами. Красный соус расплылся по ковру безобразным пятном, но Буруме даже не взглянул на испорченный ковер. Через минуту он выбежал из дома, выскочил на улицу и замахал руками, привлекая внимание велорикши.
Обычно Буруме передвигался важно и неспешно, поэтому зрелище бегущего чиновника привлекло внимание соседей.
А один из них, осведомитель СБ, сделал отметку в памяти: сообщить начальству, что неблагонадежный Куто Буруме сегодня очень торопился. Велорикшу, который увез чиновника, осведомитель тоже запомнил.
* * *
Зрелище было достойное. Два джипа отсекли от группы молодую самку и понеслись за ней, подпрыгивая и мотаясь из стороны в сторону, со скоростью шестидесяти километров в час. Жираф же скакал плавно и грациозно, ухитряясь при этом совершать круги, уворачиваться и оставлять с носом ловца, стоящего в кузове с двадцатифутовым бамбуковым шестом, завершавшимся петлей лассо. Наконец охотникам удалось прижать жирафа к полосе кустарника и набросить мягкое лассо на длиннющую шею. В ту же секунду один из джипов угодил колесом в нору и перевернулся.
К счастью, никто не пострадал.
Десять человек совместными усилиями запихнули пойманного жирафа в транспортный ящик. Все это время остальные жирафы высокомерно и равнодушно взирали на происходящее.
— Арабы полагали, что жираф — гибрид леопарда с верблюдицей, — сказала Лора. — Сложение верблюда, голова оленя, копыта быка и хвост птицы. А шкура леопарда. Возможно, идея принадлежит грекам, пару тысяч лет назад назвавшим жирафа «камелеопардалис», а в средневековой Европе «камелеопардалис» превратился в «хамелеонпардуса» и, соответственно, «научился» менять цвет.
— Вы много знаете, мисс Лора, — с уважением произнес Ванвейль, очищая от колючек выгоревшую куртку.
— Я люблю смотреть познавательные каналы, — сказала Лора. — Послушайте, Сэм, скажите как биолог: есть хоть какая-то вероятность скрещивания верблюда и леопарда?
— Как биолог скажу: никакой, — ответил Ванвейль. — Потомство производится только внутри вида. Потомство, способное к размножению. Я не имею в виду мулов. А два таких разных организма, как леопард и верблюд, даже совокупиться не смогут.
— Но оплодотворение бывает и искусственное! — заметила Лора.