— Я только пилот! — тонким голосом воскликнул Муку. — Я в ваши игры не играю!
Большой негр захохотал, а белый успокаивающе похлопал пилота по плечу:
— Мы знаем, Муку, мы всё знаем. Ты, главное, заставь эту птичку отнести нас в нужное место, а дальше — дальше мы сами. И помни про толстую шлюху! Считай, что летишь на праздник.
— То-то будет праздник у браконьеров, когда вас прихлопнут, — пробормотал пилот и отправился в диспетчерскую выправлять новые документы.
Белый вытащил из кармана скатанные в рулончик доллары и сунул чернокожему.
— Пусть полежат у тебя, — сказал он. — У Генерала ко мне претензий нет, но его родня таких, как я, не любит.
— Угу, — согласился негр. — Старый, жесткий, совсем невкусный.
Глава пятая Античные стихи и сексуальное насилие
Когда они вернулись в отель, портье подобострастно осклабился и протянул Тенгизу аккуратно сложенные в папочку документы.
— Факс от вашего почтенного папы, — сообщил он на ужасном английском.
— Скажи, чтобы мне сделали копию, а эти отправили в Земельный департамент с указанием: для господина Буруме.
— Все сделаем непременно! — заверил портье.
Бой подхватил запыленную сумку, и Саянов с Лорой направились к лифту.
Через полчаса они, голые, валялись на просторной, как теннисный корт, кровати и предавались неге.
Голос флейты остёр и тонок,
Кудри бога — в смоле!
Помолись за меня, Мадонна,
Страсть мою пожалей!
Голос флейты упруг и резок.
Щеки бога в пыли…
Потрудись за меня, Железо,
Если мало молитв!
Тенгиз откинулся немного назад, искоса взглянул на девушку.
Лора делала вид, что ей всё равно. Но это было не так.
Раскатись барабанной пляской,
Будто по полю — град.
Ноги бога в безумной пляске
Мнут тугой виноград.
Голос флейты — нездешний голос:
Прочь, зверье, из берлог!
Вон идет золотой и голый,
Пьяный радостью бог!
Не отринь же меня, Спаситель!
Се — Твое колдовство.
Выше сердце мое несите:
Этот голос — живой!
Бог идет по траве бессонниц,
Не сгибая колен.
Помолись за меня, Мадонна,
И хмельного налей.
Голос флейты — над полем битвы.
И над полем любви.
Голос флейты — моя молитва.
Лучше прежних молитв!
— Он был верующий, твой прадед? — спросила Лора.
— Вряд ли. Он был полковник и коммунист.
— Ну и что?
— Тогда верующих в коммунисты не брали, — пояснил Тенгиз. — Ты не знала?
— Жаль, что ты не пишешь стихов! — сказала Лора и вздохнула.
— Разве я плохо их читаю? — спросил Тенгиз.
Свесившись с кровати, он налил полный бокал сока и протянул девушке. Лора выпила примерно треть, а остальное выплеснула себе на живот и размазала ладошкой.
— Шиза, — обреченно констатировал Тенгиз.
— Сам ты — шиза! Ты будешь лизать мой животик и чувствовать вкус грейпа!
— Дай сюда, я тоже пить хочу! — Тенгиз отобрал у нее бокал, начал наливать себе, но Лора толкнула его в спину, и он выронил кувшин. Густое желтое пятно расползлось по ковру, как маленькое солнце. Тенгиз выругался.
— Ты не матерись, а лучше слазай в холодильник и принеси мне пива, — заявила Лора.
— Сходи сама, психанутая! — рявкнул Тенгиз… и слетел на пол, прямо в грейпфрутовую лужу.
Лора снова захихикала и погладила себя по ноге, которой так ловко спихнула его на пол.
Молодой человек поднялся, посмотрел на нее сверху, упер кулаки в бедра и произнес:
— Знаешь, чего мне сейчас хочется?
— Меня! — мурлыкнула девушка.
Она опрокинулась на спину, забросила правую ногу на согнутую в колене левую, раскинула руки…
Спустя четверть часа Тенгиз оторвался от нее и, откатившись в сторону, принялся стирать простыней с груди коктейль из пота и грейпфрутового сока.
Лора грациозно соскочила на ковер и, покачивая узкими бедрами, отправилась в ванную. Она чувствовала себя отлично.
— Иди сюда! — позвала она сквозь шум льющейся из душа воды.
— Нет уж! — отозвался Тенгиз. — Я лучше подожду, пока ты освободишь место!
— Здесь хватит места на четверых! — возразила девушка.
Тенгиз услышал, как она выключила душ и плюхнулась в ванну.
Лора была права: там хватило бы места на четверых. Ванна походила на маленький бассейн. Вода в ней была проточная. И это в стране, где большую часть воды добывают из-под земли или привозят в цистернах.
— Иди сюда, лентяй! — еще раз позвала Лора. — Я не буду к тебе приставать!
— Так я тебе и поверил, — пробормотал Тенгиз.
Но встал и побрел в ванную. Перевалившись через бортик, он плюхнулся в теплую воду и жалобно застонал.
— Ага! — сказала Лора. — Я слышу: ты еще достаточно бодр, чтобы сыграть пару-другую сетов.
— Ты обещала! — напомнил Тенгиз жалобным голосом.
— Ну и что? — лениво произнесла Лора. — Я — девушка ветреная и всё уже забыла.
— Ты обещала! — напомнил Тенгиз жалобным голосом.
— Ну и что? — лениво произнесла Лора. — Я — девушка ветреная и всё уже забыла. Знаешь, есть такое понятие: девичья память?
Она покачивалась на воде, подложив под голову надувную подушку и разглядывая мозаику на стене: трех обнаженных чернокожих девушек, весело улыбающихся под зелеными листьями пальмы. На фоне океана. У океана был цвет медного купороса, а крона пальмы — такой ядовитой зелени, что и мысли не могло возникнуть о подобном цвете у настоящей листвы.
— У тебя патологическая склонность к насилию! — заявил Тенгиз.