На осле. А рядом озерцо.
Вдоль погоста едет, не спеша.
У него улыбка хороша.
Там, где влажные волосы Лоры касались обивки, на коричневом плюше кресла оставались темные пятна. Тенгиз поднял девушку и, усадив к себе на колени, поцеловал твердую ложбинку между грудей.
Во поле растет… Ан не растет!
Только пыль колючая метет.
Только темный холмик впереди.
Вот лежит… И дырочка в груди.
А осел трусит по мостовой.
Он, герой, веселый и живой.
У него ни денег, ни родни,
Но зато сам Бог его хранит.
— Представь, — сказал он, — это написал мой прадед. Пятьдесят лет назад.
— Саянов… — шепнула Лора.
— Что?
— Возьми меня скорее…
Из открытой двери на веранду в номер текла жаркая африканская ночь. Холодный воздух из кондиционера струился понизу, поэтому здесь, на ковре, было прохладно.
— Ты кое-что забыл… — сказала Лора.
— В смысле — предохраняться?
— Вывесить табличку «Не беспокоить». Если сейчас войдет какой-нибудь чернокожий…
— Как войдет — так и выйдет, — слегка охрипшим голосом произнес Тенгиз. — Это «Хайатт», а не общежитие на Малой Бронной.
В общежитие на Малую Бронную они поехали после ночного клуба. Прошлым летом. В большой студенческой компании. С этого все и началось…
— Разве тебе там было плохо? — спросила Лора. И мурлыкнула, когда он провел рукой по ее спине.
— Здесь — лучше.
— Да, — согласилась она. — Здесь лучше. Там было слишком жарко. А здесь — кондишн… Хорошо быть богатым!
— Да ладно, — сказал Тенгиз. — Разве это богатство? Так, пара тысяч долларов.
— А я вот люблю деньги, — сказала Лора. — Это, наверное, наследственное. Знаешь, кто у меня прадедушка по материнской линии?
— Купец? — предположил Тенгиз.
— Не-а. Раввин.
— Не вижу связи, — заметил Тенгиз.
— Ну как… Он же — еврей. Очень уважаемый, между прочим. Сейчас в Израиле живет.
— В гости хочешь заехать?
— Да нет. Я его почти не знаю. Да он и старенький совсем. Ему почти девяносто. Он уж и делать ничего не может — только молится.
— Занятно, — произнес Тенгиз.
— Ну не знаю! Лично я ничего занятного в старости не вижу.
— Да я не о том, — сказал Тенгиз. — У меня прадеду тоже почти девяносто. И тоже священник. Иеромонах.
— Ты ж говорил, что он — какой-то там страшно секретный полковник? — возразила Лора.
— Это не тот, другой был полковником. Это мамин дед. Он меня крестил, кстати. Я когда маленьким был, мама меня часто к нему возила.
— А теперь?
— А теперь я у него редко бываю. Отец не одобряет. Говорит: не хватало еще, чтобы его единственный сын монахом заделался.
— Слушай, а если он — монах, то как он может быть твоим прадедом? — спросила Лора.
— Так он же не с детства монах. Он сначала обычным человеком был. Всю войну прошел… Женился. А потом вот уверовал — и ушел из мира.
— А как же семья?
— А что — семья? Дети у него уже взрослые были. Ну бабушка огорчилась, конечно…
— Э-эх! — Лора с удовольствием потянулась. — В старости, наверное, хорошо в монахи уйти. Когда уже не хочется ничего… такого.
— Это ты о чем? — иронически изогнув бровь, поинтересовался Тенгиз.
— А ты догадайся…
Утром они улетели в заповедник.
На маленьком двухмоторном самолете.
В ЮАР.
В последний момент Тенгиз решил заменить Найроби на парк Крюгера.
— Это намного ближе, а слоны есть и там! — сказал он Лоре.
Девушка не стала возражать. И впрямь, какая разница? Говорят, в южно-африканском парке слоны даже больше!
Глава третья Сафари
— Эй, — воскликнула Лора, — что это?
На плоской, ровной, как стол, равнине, поросшей короткой желтой травой, поднималось странное сооружение. Издали оно напоминало европейский средневековый замок.
— Это коппие, миссис, — отозвался проводник-фари. — Хотите подъехать поближе?
И развернул «лендровер».
Большое стадо зебр нехотя расступилось, давая им дорогу.
Вблизи коппие меньше напоминало замок. Огромная куча невесть откуда взявшихся камней, увенчанная солидным круглым валуном. На нем с флегматичным видом расположилась компания из нескольких грифов.
— Кто это построил? — спросил Тенгиз.
— Я думаю, никто, мистер Саянов, — отозвался проводник. — Не представляю, кому это могло понадобиться — ворочать такие громадины.
— Может быть, — вмешалась Лора, — здесь когда-то были поля и, чтобы их расчистить, камни сгребали в одно место?
— Вряд ли, мэм, — возразил проводник. — Для полей нужна вода, а здесь ее нет.
— Для полей нужна вода, а здесь ее нет. Там, дальше, есть река, — проводник махнул рукой в сторону горизонта, — да и то в жаркое время она полностью пересыхает.
— Но так ведь было не всегда! — настаивала девушка. — Я видела фильм. Там говорили, что еще двадцать тысяч лет назад здесь все было иначе!
— Двадцать тысяч лет назад — может быть. — Белые зубы проводника делали его улыбку ослепительной. — Хотите сфотографироваться?
— Хочу! — Лора выбралась из машины и направилась к природному феномену.
«А может, и не природному», — подумал Тенгиз, рассматривая коппие. Каменный холм был не очень велик, но впечатление производил солидное. Особенно посреди плоской саванны.
Лора взобралась наверх. Грифы потеснились, но улетать и не подумали.
Тенгиз ее сфотографировал.
— И много здесь таких сооружений? — спросил Саянов у проводника.
— Здесь — не много, — ответил тот. — Но там, — он кивнул в сторону Трансваальского хребта, — много. Их любят павианы.