У меня не будет своего дома с маленьким садом и прудом, выложенным розовым известняком. А ведь я так хотел, чтобы в мае прямо у меня под окнами зацветали ирисы, а в июне — гортензии, и чтобы все лето в саду пели цикады, а в пруду поблескивали на ярком солнце серебристо?красные куяку.[19] Я бы смотрел на карпов вместе со своим сыном, а в доме хлопотала бы жена, готовя воскресный обед. Я отвечал бы на непростые вопросы сына. И тихо радовался бы этой жизни. А иногда, по ночам, лежал без сна в своей постели, слушая ровное дыхание жены, и потихоньку тосковал бы о том самом большом счастье, которое недостижимо, но так желанно…
А потом умер бы, окруженный детьми и внуками. И в День предков они зажигали бы костер, приветствуя меня… Но мне на это было бы уже наплевать. Как было бы наплевать на то, что у меня был садик, пруд с кои, жена и дети.
Замкнутый круг. В любом случае, в конце концов, мне будет на все наплевать. Стоит ли так суетиться сейчас?
Я вернулся в бар. Оказалось, что успел за это время выпить две порции виски. Неразбавленного. Пора остановиться. Я вовсе не хотел напиваться. Приключения еще не закончились. Рано или поздно мне предстоит выйти из бара. Кто знает, что ожидает меня за его порогом…
— Что думаешь делать? — спросил негр.
— Не знаю. — Я пожал плечами.
А что тут сделаешь? Вариантов немного. Или идти в полицию, или ждать, пока они сами придут ко мне. Бежать? Куда? У меня не хватит денег, чтобы бежать за границу. А скрываться в Японии, не имея связей в преступном мире, не имея опыта и хоть каких?то познаний в этой области, — глупая затея. Проще отправиться домой и терпеливо дожидаться появления служителей закона. Результат будет тот же. Впрочем, они уже наверняка там…
Ограбление, нанесение телесных повреждений, сопротивление полиции — не так уж и плохо для простого копирайтера.
Если прибавить к этому то, что и двойное убийство спишут на меня… Очень неплохо. Лет сто тюрьмы. Или двести, если припомнить гонки на угнанной машине.
— Не знаю, что делать, — сказал я и допил виски.
Стук донышка стакана о стойку прозвучал для меня как выстрел.
— А эта девушка, которая хотела наложить на себя руки? Как она, сделала это?
— Пока нет.
— Ты говоришь об этом спокойно.
— Да. Если честно, сейчас меня больше заботит мое положение… Я, конечно, не хочу, чтобы она умирала… Но это далеко, понимаете? А полиция и все остальное совсем рядом. За дверью…
— Она тебя и раньше?то не слишком заботила, так? — спросил негр.
Мне показалось, что в его словах прозвучал упрек.
Но какое ему дело до меня и до Вик?..
— Заботила, — ответил я. — Только я ничем не мог ей помочь.
— Ну да, ты был слишком занят мечтой о доме с садом.
— Откуда… — начал было я, но вовремя вспомнил, что непонятно с кем разговариваю.
Негр казался вполне реальным. И бар… Но в то же время была обезьяна, зазывавшая меня сюда. А главное — в прошлый раз этот бар находился едва ли не на другом конце города. Вот в чем фокус. Блуждающий бар. Летучий голландец ресторанного бизнеса.
Самое интересное, что это меня ни капли не смущало. Хотя, возможно, на самом деле я сидел сейчас в подвале какого?нибудь полупустого дома и разговаривал сам с собой.
— Не упрощай так все, — сказал негр. — Меня ты можешь считать галлюцинацией. При условии, что тебе нравится себя считать чокнутым. Но девушка?то реальна. И слишком много цепочек замыкается на нее. Ты блуждаешь по центру ее путины. По привычке считая эту паутину своей.
— Лабиринт, — отстраненно произнес я. — Мне больше нравится «лабиринт». Так точнее.
— Ну, пусть будет лабиринт. Дело не в названии.
— А в чем? В чем дело? В том, что эта девчонка втянула меня во все то, что вы… ты называешь свежайшим дерьмом?
— Да, — кивнул негр. — Именно в этом. Ты сделал обычную ошибку — влез в чужой лабиринт, но не захотел этого признать и вел себя, как ни в чем не бывало.
— Что же я, по?твоему, должен был сделать?
— Она пригласила тебя в свою жизнь. Ты вошел. Это произошло, когда она сказала тебе, что хочет покончить с собой, а ты воспринял это всерьез и начал ее отговаривать. Попался на этот крючок. Уйди ты тогда, сразу, как только понял, что с такой ситуацией тебе не совладать, не было бы ничего этого. Ты бы жил, как жил. Но ты шагнул за ней. А когда понял, что все идет не так, как тебе хотелось, начал паниковать. Даже не попытавшись выйти из ее лабиринта. Наоборот, еще больше запутался…
— Да уж, запутался. Но что же я, должен был помочь ей убить себя?
— А почему бы и нет?
— Потому что я никого не хочу убивать. А это было бы самым настоящим убийством.
— Она все равно умрет.
— Но без моего участия.
— А это что?то меняет?
— Для меня меняет.
— Нет, даже для тебя это ничего не меняет. Кроме того, что теперь ты будешь испытывать угрызения совести не в уютном домике, а в тюрьме.
— Почему меня должна мучить совесть?
— Потому, что ты ничего не сделал, чтобы не дать ей умереть. Все это время ты был занят только собой. И ты это знаешь. Она была для тебя лишь помехой. Человеком, втянувшим тебя в неприятности. Ты просто сидел сложа руки и восхищался собственным ничегонеделанием. Нельзя в чужом лабиринте валять дурака. Это всегда плохо кончается… Если оказался там, должен быть осторожен.
Каждый поступок нужно хорошо взвешивать. Малейшая расхлябанность, и ты никогда не вернешься в свою жизнь, понимаешь? В чужой жизни — как в тылу противника. Когда я понял, что ты зашел дальше, чем можно было, я дал тебе подсказку, сказал, что у этой девушки есть ответы на все вопросы. Но ты был слишком туп.
— Ты мне это сказал? Разве это говорила не обезьяна? Или… ты и есть обезьяна?