Дверь участка приближалась. Пятнадцать шагов, двенадцать, десять… Я разглядел потемневшую дверную ручку. Трещину в светло?серой стене чуть правее косяка. Выщербленную ступеньку.
И тут адреналиновое цунами накрыло меня с головой. У меня даже перехватило дыхание. Вернулось ощущение, которое я испытывал на берегу моря, когда бил Вик. Только теперь оно было сильнее, ярче раз в десять. Все мышцы разом остро заныли.
Я только успел в панике подумать, что этогоделать не надо . Но тело не захотело слушаться.
Моя рука, которую держал Пикачу, резко рванулась, освобождаясь от захвата. Нога сделала шаг в сторону, и кулак второй руки впечатался в висок покемона. Сдавленно хрюкнув, он рухнул на колени и схватился за голову.
Рейчу услышав какую?то возню за спиной, обернулся и растерянно замер. Больше он не был похож на покемона. Он был похож на до смерти удивленного учителя сельской школы. Неужели никогда не видел, как бьют его напарника?
Удивлялся Рейчу недолго. Через мгновение он кинулся на меня, выставив вперед руки и пригнувшись. Будто ловил взбесившуюся кошку.
Моя нога сделала короткое движение навстречу. Носок ботинка воткнулся в неожиданно мягкий пах покемона.
Носок ботинка воткнулся в неожиданно мягкий пах покемона. Рейчу тонко завыл и упал на асфальт, свернувшись калачиком. Мне показалось, что глаза у него вот?вот вывалятся. И будут болтаться на зрительных нервах…
Боковым зрением я увидел, что дверь участка открылась и на пороге появился еще один полицейский.
— Эй! — растерянно крикнул он.
Странное дело, ведь эти ребята должны быть крутыми. А они ведут себя, как бухгалтеры, напуганные хулиганом.
Хотя, наверное, каждый бы растерялся на их месте. Скорее всего, преступники убегали от них нечасто. Правда, полицейский хоть и опешил, но автоматически начал нашаривать у себя на поясе кобуру.
Тогда я побежал. Побежал так, как никогда в жизни не бегал. Иногда так бегаешь во сне. Ты почти летишь, едва касаясь земли. И от полноценного полета тебя удерживает только то, что даже во сне ты помнишь о гравитации.
Через дорогу, лавируя между машинами, потом направо по пестрой улице до первого перекрестка и снова направо. Не думая о том, куда я бегу. Не имея четкой цели. Не представляя даже, в каком районе нахожусь.
Я слышал позади крики. Они действовали на меня, как шпоры на лошадь. Люди на улице бросались от меня… Да, врассыпную, как цыплята от лисицы. Точно так же, как тогда, на шоссе, бросались от нас с Вик машины. Одного замешкавшегося пьяного сасаримена я сбил с ног, задев его плечом. Дипломат отлетел далеко в сторону и раскрылся, выблевав стопку исписанных листков. Одним криком больше…
Легкие жгло. Будто я с хрипом втягивал в себя раскаленный воздух доменной печи. Мышцы, накачанные адреналином, казалось, вот?вот прорвут кожу. И она лопнет, как тонкая рисовая бумага, обнажая ярко?красные, бешено сокращающиеся жгуты. Сухожилия натянуты до предела. Еще чуть?чуть, и они разорвутся с жалобным стоном лопнувшей струны.
Хотя сейчас я бы продолжал бежать без кожи и сухожилий. Даже если от меня останется лишь скелет, он не остановится. Он, гремя костями, будет нестись по улице, наводя ужас на прохожих.
Крики не затихали. К ним прибавился вой сирены. Я нырнул в щель между домами и оказался в лабиринте узких улочек. Я почти летел по этому лабиринту. Меня вело шестое чувство. Оно задавало мне направление и не позволяло сбиться с него; оно подсказывало, где нужно свернуть, чтобы не угодить в тупик; оно указывало, куда ступать, чтобы не переломать ноги в захламленной темноте в щелях между домами.
Постепенно я начал уставать. Ощущение легкости, почти невесомости, медленно, но верно уступало место тяжелой, как ртуть, усталости. Я все чаще сбивался с дыхания. Я все чаще спотыкался. А преследователи никак не хотели отстать или сбиться со следа.
Отчаяние холодной рукой начало сжимать сердце. И вместе с отчаянием пришло понимание того, что я наделал. Сначала оно лишь скользнуло по краю сознания. Но с каждым шагом оно становилось все отчетливее. Я будто просыпался.
Все пути к отступлению были отрезаны. Раньше у меня был хоть какой?то шанс выкрутиться. Теперь я окончательно поставил себя вне закона. И мне не помогут ни ложь, ни адвокат. Ничто уже не поможет. Меня будут искать. И рано или поздно обязательно найдут.
Шаги за спиной приближались. А может, мне просто так казалось… Как бы то ни было, поймают меня сейчас или мне удастся уйти — не важно. Они все равно доберутся до меня. Так или иначе доберутся.
И я сам подписал себе приговор.
Это запоздалое раскаяние чуть не заставило меня остановиться и сдаться полицейским. Быть может, я бы так и сделал… Но чутье, звериное, не умеющее ошибаться чутье продолжало гнать меня вперед. Оно вело меня к какой?то неизвестной сознанию цели.
И привело меня туда, где я меньше всего ожидал оказаться.
Вылетев из?за очередного поворота, я увидел перед собой еще одну улочку. Что?то мне показалось в ней знакомым. Мелькнула мысль, что я просто описал круг и теперь вот?вот выбегу прямо к полицейскому участку.
Я замедлил бег, оглядываясь по сторонам.
И через несколько метров увидел то, чего никак не должен был увидеть здесь.