Едва он вполголоса поприветствовал собравшихся, как все разом заговорили. Я невольно поморщился — звуки одновременно доносились и из амулета, и естественным путем, сплетаясь в странную какофонию. Лигель жестом прервал гвалт:
— Спокойнее, господа! Попрошу спокойствия! Прежде всего, я хочу разобраться в обстановке. Итак, кто созвал Совет без моего ведома?
— Я! — отозвался Сектер. — Прошу прощения, почтенный глава, однако события были слишком значительны, чтобы я мог принять решение единолично. Я разослал посыльных…
Эта фраза звучала несколько двусмысленно и я предположил, что она — отголосок каких-то давних пререканий в Совете. Во всяком случае, Лигель отреагировал немедленно и резко:
— От вас, мастер, никто и не ждет, что вы единолично решите даже незначительный вопрос! Скажите просто, что случилось?
Возможно, предполагалось, что такая отповедь должна вывести Сектера из себя, но тот стерпел. Мне даже послышалось в его голосе некоторое злорадное удовлетворение.
— В городе бунт. Матросы имперского флота устроили беспорядки в порту, какие-то разбойники напали на барона Леверкойского — полюбуйтесь на его платье, мастер Лигель — в Хибарах опять было побоище, вернее, настоящее сражение… Число убитых исчисляется десятками!
— А, барон… — Лигель словно только сейчас заметил среди синдиков аристократа, — да, вас славно отделали, я вижу…
— Я не остался в долгу, поверьте… — хмуро буркнул барон.
— Разумеется, разумеется… Но что же вас заставило посетить район порта в такой час? — слащаво-участливым голосом поинтересовался глава Совета, барон замялся и Лигель тут же вздернул обе ладони, — нет-нет, я не спрашиваю, нет! Это ваше право, барон!.. Однако там вы подверглись нападению неких злодеев, это верно?
— Шваль! — отрезал сэр Вальнт. — Но дело не в них, в порту я видел пьяных матросов и солдат с галер. Они выкрикивали угрозы офицерам и… И бунтовали…
От волнения барон забыл свою роль, догадался я. Его выручил Сектер.
— Да, мастер Лигель, — подхватил он, — барон поспешил сюда, чтобы сообщить Совету об угрозе…
— Разумеется, поспешил.
Тем более что барон здесь живет, — вставил Лигель.
— …И встретил здесь меня, — продолжил Сектер, я отправил в порт сержанта стражи с его людьми. Они как раз доставили арестованных в Хибарах убийц…
— Ладно, — перебил его Лигель и взмахнул рукой, указывая на вход в Большой дом, — каковы бы ни были вопросы, мы не будем решать их посреди улицы. Раз уж мы здесь, идемте внутрь… И… Э, солдат!..
Один из стражников, охранявших вход, торопливо подскочил к главе Совета. Наш мастер Лигель не пользуется большой любовью в городе, но уважение к своей особе внушить умеет, это точно. Мне, кстати, понравилось, как он держался в разговоре с Сектером.
— Солдат, беги в кордегардию. Найдешь там… Кого-нибудь найдешь. И пусть сюда пришлют еще людей. Скажешь, я велел.
Солдат торопливо направился в переулок, соседний с нашим (там проходил кратчайший путь к кордегардии), а синдики с сопровождающими их факельщиками и слугами двинулись в дом Совета…
Из соседнего переулка послышался удивленный возглас, звон клинков и спустя минуту — хриплый стон и грохот падения закованного в доспехи тела. Мы с Эрствином переглянулись — подкрепление к охране дома Совета не прибудет. Вся толпа тем временем исчезла в недрах огромного здания, у входа остались лишь несколько солдат…
И тут послышался отчетливый стук подков — из темноты в освещенный факелами круг вступил всадник…
* * *
Сначала я почувствовал боль. Затем медленно начало возвращаться сознание. Я постепенно восстановил в голове последние события — предательство, сонное зелье, мой последний бой… Итак, память вернулась, но я по-прежнему ничего не видел и не мог восстановить контроль над телом. И боль. Все тело ныло, так что я не мог поначалу сообразить, насколько серьезно я ранен и куда именно… Почему-то руки меня не слушались и зверски болели. Зато ногами я мог пошевелить, но… но земли мои ноги не касались. Наконец я сообразил, что вишу, подвешенный за руки, а во рту у меня кляп. Повязки на глазах, как будто, не было, но меня окружал мрак. Я не понимал, где я и почему до сих пор жив…
Постепенно боль нарастала, концентрируясь зато в определенных местах. Болела голова, вернее, левая часть лица, куда пришелся удар палицы — не будь на мне шлема, усиленного моей магией, я бы не выжил после такого. Еще болели ребра и связанные в запястьях руки, вернее, руки онемели и ныли… Ну и кляп во рту хотя и не причинял сильной боли, но ужасно раздражал. Я чувствовал, что по подбородку стекает слюна, но сглотнуть или сплюнуть не мог. Я вообще не мог ничего сделать — только ждать, когда же все это закончится и меня добьют. Однако просто так висеть, словно туша на мясницком крюке, и ждать казни я не мог. Я попытался произнести хоть слово — не вышло. Тот, кто меня связал, понимал, что имеет дело с колдуном… Вот ведь, казалось бы, какая мелочь — кляп во рту, а толку от моих магических способностей уже никаких. Не произнося заклинаний хотя бы шепотом, невозможно использовать Дар. Потерпев неудачу с кляпом, я принялся раскачиваться в своих путах, надеясь, что веревка ослабнет или где-то разойдется хоть один узел — так, чтобы я упал и смог попытаться руками добраться до рта. Ничего не вышло, пленившие меня враги предусмотрели, пожалуй, все. Зато я наконец-то смог разлепить правый глаз. Сквозь приоткрывшуюся щелочку я начал озираться.